ПРОФЕССОР МОРИАРТИ ПРОТИВ ФРАНКМАСОНОВ - стр. 14
Запавшие, как у черепа, глаза, сутулость (неуловимо напоминающая о дьявольском горбе) и змеиная голова – все эти признаки указывают на потустороннюю природу этого существа. Сюда же можно добавить его сверхъестественную догадливость, позволяющую выследить Холмса с Уотсоном, несмотря на все предосторожности. Это предсмертное видение, предзнаменование гибели Холмса.
У меня крепкие нервы, Уотсон, но, признаюсь, я не мог не вздрогнуть, увидев, что человек, занимавший все мои мысли, стоит на пороге моей комнаты. Его наружность была хорошо знакома мне и прежде. Он очень тощ и высок. Лоб у него большой, выпуклый и белый. Глубоко запавшие глаза. Лицо гладко выбритое, бледное, аскетическое, – что-то еще осталось в нем от профессора Мориарти. Плечи сутулые – должно быть, от постоянного сидения за письменным столом, а голова выдается вперёд и медленно, по-змеиному, раскачивается из стороны в сторону. Его колючие глаза так и впились в меня.
О дьявольских чертах канонического Мориарти писали не раз. Помимо внешних признаков, отмечается тот факт, что «в то время как все остальные злодеи руководствуются такими понятными причинами, как жадность, садизм или месть, Мориарти в описании Холмса предстает невидимым и почти сверхъестественным сатанинским Князем тьмы».
Дойль, впрочем, называет его не Сатаной, а «Наполеоном преступного мира», и этот выбор совершенно не случаен. Разбирая причины, по которым писатель сравнивает величайшего преступника со знаменитым завоевателем, Брэдуэй отмечает, что «для сознания XIX века приравнивание Наполеона к Сатане было характерно не только в Англии, но и по всей Европе».
И далее он напоминает о самых разных источниках такого образа, от карикатур военного времени, где Наполеон изображен в образе Зверя Апокалипсиса, до произведений Кольриджа, сопоставляющих Наполеона с образом Сатаны из «Потерянного рая» Мильтона.
Фигура Наполеона, владевшая сознанием романтиков, тут, конечно, не случайна – для Холмса, олицетворяющего Добро, в конечном счете необходим поединок с посланником Тьмы, как и для героев мифов, а также для героев последующей фантастической традиции <…>. Это момент, к которому Холмс, подобно сказочным героям, движется всю жизнь.
Мне приятно думать, что я могу избавить общество от дальнейших неудобств, связанных с его существованием, но боюсь, что это будет достигнуто ценой, которая огорчит моих друзей, и особенно Вас, дорогой Уотсон. Впрочем, я уже говорил Вам, что мой жизненный путь дошел до своей высшей точки, и я не мог бы желать для себя лучшего конца.