Профессия – первая леди - стр. 42
Физиономия галерейной Барби показалась мне смутно знакомой. Я не большой знаток всех этих виджеев, ведущих MTV, наших и заграничных Бритни Спирс, Кристин Агилер и прочих шакир. Все они для меня на одно лицо, вернее, на одну талию: тощие, вертлявые и безголосые. В настоящей женщине, как учила меня бабушка, все должно быть в идеальной пропорции – ум, страсть и фигура. Как у меня.
Это же дочурка Людославочки Ковтун, моей шапочной знакомой. Она – лидер оппозиционной партии, которая критикует всех и вся, в том числе и нынешнего президента, и основная задача которой – приложить все усилия, чтобы не прийти к власти. Ибо тогда нужно будет нести ответственность перед народом и принимать конкретные, пусть и непопулярные, решения, а так можно заседать в парламенте и на постоянных ток-шоу, параллельно заниматься серьезным бизнесом, работать языком и по большому счету ничего не делать и ни за что не отвечать.
Драгуша Ковтун – моя, мда-с… скажем так, коллега, ведущая одной из «мейнстримных молодежных передач». Показывает всей стране, как куча великовозрастных балбесов куражится под постоянным прицелом кинокамер, ковыряет в носу, совокупляется и ведет идиотские беседы «за жизнь».
И как это Стефан-младший и его мамочка уговорили Драгу, девочку капризную и привыкшую к «сладкой жизни» в объятиях «крутых мэнов», разлечься на полу галереи, да еще в луже искусственной крови?
Я заметила, что лицо Драгушеньки Ковтун является копией лика голопопой ведьмочки на картине. Изящная бронзовая табличка изящно и бронзово гласила: «Картина из цикла «Семь великих добродетелей». «Мессалина» написана Стефаном д’Орнэ в 1912 году».
Но какое сходство! Что-то звякнуло под моими каблуками. Нож, которым якобы прирезали Драгостею. Ах, какая натуральная игра: «наша Пэрис Хилтон», как именуют злые языки Драгушку Ковтун, не дышит и глазки распахнула так правдоподобно, и губки не шевелятся… Гример, который делал из Драги «хладный труп», явно профессионал. А этот ужасный шрам на шее. Бррр!
Нож, который я задела ногой, отлетел к стене. Внезапно мне стало дурно. Это же мой нож! Еще бы мне не знать его! Из того самого набора, который украли у меня прошлой ночью. Серебряный, с витой ручкой в виде рыбины с раскрытым ртом и глазами-жемчужинками. Такого второго не сыщешь во всем Экаресте!
Но у меня он был столовый, тупой, а сейчас его лезвие так и блестит под неслышно гудящими неоновыми лампами. Некто заточил его и превратил в орудие убийства.
Я подняла нож. На моих пальцах остались следы густеющей крови. Драга Ковтун не дышала. Это вовсе не живая плоть, как мне показалось вначале. Игра перестала быть таковой – это никакой не розыгрыш, а место жуткого преступления!