Профессиональный некромант. Книга 2. Мэтр на учебе - стр. 7
– Нич! – нетерпеливо крикнул я, подметив краем глаза, как одна за другой стремительно гаснут охраняющие руны.
Ничего. В конце концов, мой черед должен был наступить гораздо раньше. Просто обидно было потратить столько усилий и получить за них шиш без масла.
– У тебя последняя попытка, Нич! – гаркнул я, с вызовом подавшись навстречу надвигающемуся мраку. – Второго шанса не будет: прокляну! Навечно!
Однако мне никто не ответил. Да и книга под онемевшими пальцами не шелохнулась. В то время как тьма отвоевала для себя очередной кусочек пространства и подступила еще ближе, методично уничтожая заметно поблекший охранный круг.
Сколько от него осталось? Две трети? Половина? Нет, уже меньше, а резервов вообще на донышке: тьма за считанные минуты сожрала почти все, что я сумел собрать – алтарь, который вот-вот рассыплется прахом; с десяток накопительных амулетов, уже успевших превратиться в бесполезный хлам, мои запасы, добытые с таким трудом, и теперь выжигала саму печать, торопясь поскорее добраться до живого нутра.
У меня впервые за ночь нервно дернулась щека.
– Мастер Твишоп?
Тьма злорадно хихикнула и придвинулась еще на шажок, но, кроме нее, больше никто не отозвался. А у меня всего две минуты осталось в запасе, прежде чем изменения в защите станут необратимыми.
– Мастер Люборас Твишоп!
Мой голос снова охрип и опустился до шепота – холод добрался уже до костей, грозя вот-вот заморозить насмерть. Кожа на руках посинела, мышцы свело от холода, губы дрожали и едва могли шевелиться.
– Мастер! – сипло каркнул я, с трудом выталкивая звуки из замерзшего горла. – Эй, меня кто-нибудь слышит?!
Полторы минуты.
– Учитель… – И тут связки перехватило болезненным спазмом. В груди опасно похолодело, ледяным обручем сжимая сердце. Затем тревожно екнуло что-то в душе от мысли, что старый архимаг, возможно, давно обрел долгожданный покой и может не захотеть вернуться. А мгновение спустя я почувствовал, как что-то острое на пробу царапнуло по окровавленному запястью, и прикусил губу. – Нич!
Печать вспыхнула обжигающей болью, заставив меня скрипнуть зубами и упрямо набычиться.
Одна минута.
– Д-друг мой… – мне потребовалось немало времени, чтобы судорожным толчком вытолкнуть из себя эти два коротких слова. И почти все силы, чтобы, уже погружаясь во тьму с головой, разомкнуть обледеневшие губы и беззвучно прошептать:
– Ты нужен мне. Прошу тебя: вернись…
Когда я пришел в себя, в комнате было по-прежнему темно. Все так же недвижимо лежала горка тел в углу, неприятно холодил спину покрытый толстым слоем инея камень. И все так же угрюмо чернел опустевший алтарь, над которым медленно кружились в причудливом танце маленькие, кроваво-красные снежинки.