Профессионал. Один в поле воин - стр. 20
Жене сенатора, наверно, очень хотелось вылепить из меня подобие сына, который станет дипломатом или бизнесменом, но при этом понимала, что давить на меня не получится, так как я дал ей понять, что меня не нужно переделывать. Ей и Генри осталось только надеяться, что рано или поздно я все пойму и пойду по правильному пути. Мне оставалось надеяться на то, что за эти несколько дней миссис Вильсон получила, пусть далеко не полное, но хоть какое-то представление о моей личности, и мы найдем состояние равновесия в наших отношениях. Правда, насколько я мог понять, в недостатке воспитания она винила не столько меня, сколько Еву Нельсон и Макса Ругера, которые предоставили меня самому себе.
«Если сильно будет давить, сыграю роль самостоятельного и норовистого мальчишки, – усмехнулся я про себя, глядя на дорогу. – Вот только как посмотрит на такого парнишку сенатор, который видел меня почти настоящего. Правда, тогда он был немного не в себе и не все адекватно воспринимал».
Обычно, когда человек находится под воздействием сильнейших душевных страданий, он смотрит на окружающий его мир через свою боль, которая невольно искажает общую картину. Вот только Генри Вильсон не относился к обычным людям, обладая живым умом, продвинутой интуицией, умением анализировать и просчитывать ходы своих политических противников. Чтобы понять, что он собой представляет, я специально провел пару часов в публичной городской библиотеке, читая его речи и выступления, после чего смог добавить к его достоинствам твердость характера. Семь лет он шел к «вершине политического олимпа», а взойдя, последние три года уверенно держал лидерство, председательствуя год за годом в десятке комиссий и комитетов. Исходя из всего того, что успел о нем узнать, этот человек не пройдет мимо странного подростка, отмахнувшись и списав все на переходный возраст, но при этом я надеялся, что мы сможем прийти к какому-нибудь соглашению.
«Дорога у меня длинная, так что о линии своего поведения будет время и возможность подумать», – подвел я итог своим размышлениям, подъезжая к Фениксу.
Пятьсот километров я проехал за восемь часов, остановившись только один раз у бензоколонки, чтобы заправиться, сходить в туалет, купить бутербродов и бутылку фруктовой воды. Не стал въезжать в город, чтобы не наскочить на какого-нибудь бдительного полицейского, а объехал его по кольцевой дороге, на что потратил лишние двадцать минут, зато не оставил за собой никаких следов. Оставив машину на стоянке у аэропорта, я купил билет на самолет, пообедал, а спустя три часа был уже в воздухе. Теперь я летел в Чикаго, а уже оттуда был намерен прибыть в Вашингтон.