Размер шрифта
-
+

Проект «Цербер»: Родословная - стр. 24

– Чего ты ждёшь? Давай с нами! – произнесла красавица своим тонким, хрустальным голоском.

– Да я пока не хочу, – ответил он, поборов в себе волнение. – Давай лучше здесь посидим.

– Ну, ты шутник! – игриво сказала Соня и улыбнулась ещё шире. Она села рядом с ним на траву, у берёзы. Он приобнял её за талию, придвинул ближе к себе и посмотрел в голубые глаза своей школьной любви. Она его поцеловала. Во рту возник вкус таблеток. В нос резко ударил запах ядовитого варева из полузабытой сгоревшей квартиры. «Что?» – пронеслось в его голове, и он отпрянул от девушки. Миловидная девушка за долю секунды стала невообразимо страшной. Такой, какой он видел её в последний раз: голое тело с дряблой кожей, измазанное грязью, жирные секущиеся слипшиеся волосы. Лицо – пристанище гнойников. Потухшие безжизненные глаза с чёрными мешками под ними хотели высосать его душу. Злобный взгляд мёрствой подруги таил в себе укор и презрение. Ужасные худые бледные руки с язвами на предплечьях потянулись в его сторону. Грязные пальцы с частично обломанными слоящимися ногтями вцепились в левый локоть. «Останься со мной!» – выдохнула Соня из своего почерневшего рта и зашлась дьявольским смехом.

– А-а-а! – Бука проснулся от собственного крика. Реальность оказалась хуже увиденного кошмара: его вовсю заждалось собственное тело наполненное болью. Кости крутило, мышцы сводило, желудок изнывал от спазмов. Вся кожа покрылась липким потом. Бледному тридцатилетнему наркоману казалось, что его сейчас вырвет нутром, собственными потрохами. И потом всё, что ещё не погубила наркотическая зависимость, сбежит, поползёт куда подальше от ненавистного владельца. Он даже хотел, чтобы это произошло – смерть. Может быть, тогда бы исчезла мерзкая тошнота и остальные муки. Бука был закован в темнице собственного тела, переживающего худший абстинентный синдром из всех. Мужчина крутился на старом ламинате как уж на сковородке. И в каждой клетке тела были только страдания, без надежды на избавление. Он открыл глаза, чтобы попытаться найти помощь, найти выход из этого ада. В пустой квартире, у холодной металлической батареи сидел его товарищ по несчастью – Штырь. Штыря колотил озноб, он вцепился пальцами обеих рук в подоконник, как будто боялся куда-то свалиться. Он глубоко дышал и постоянно вытирал со лба густой холодный пот майкой-алкашкой, которую давно снял и использовал как платок. Бука зарыдал. Он не мог остановить поток слёз: они лились сами собой. Сквозь них он увидел пустые бутылки из-под водки, смятые пивные банки и разорванные пачки таблеток, валявшиеся на полу. Ни в одном из блистеров не осталось ни единого спасительного «колеса». Он думал, что самое сложное – перетерпеть первые сутки, но настоящие пытки пришли на третьи, когда закончился алкоголь и лекарства, закупленные по советам «друзей». Тех, кто якобы сам спрыгивал с зависимости, чтобы потом самостоятельно к ней вернуться, с разбегу нырнув обратно в выгребную яму из наркоманских притонов. Бука плохо соображал: «Какое сейчас время суток? Чья эта квартира? Почему я никак не могу перестать плакать? Я плачу? Это я плачу? Почему никак не закончится эта раздирающую боль, вашу мать!? Почему я не могу просто умереть?» В таком состоянии он сделал то единственное, что ещё мог: валяющийся на полу полуголый, бритый, бледный, исхудавший, зависимый от наркотика человек взвыл хриплым, неожиданно громким: «Ааааррххх!»

Страница 24