Проделки куриного бога - стр. 20

Не выпуская Михалину, публицист-краевед наклонился к Катьке через стол и тоном, которым говорят с расшалившимся ребенком, произнес:

– Катарина, тебе уже хватит.

– Все. Беру тайм-аут,– неожиданно объявила бестия.– Мне нужно проветриться.

Михася вскинула на нее глаза. Все ясно. Выдре стало плохо. Ничего удивительного – почти без закуски хлопнуть стакан водки…

Ксендз Яцек мог бы гордиться Михалиной: чувство мстительной радости в ее душе вспыхнуло и погасло, уступив место состраданию. Она участливо предложила:

– Тебя проводить?

– Не пошла бы ты.– Катька вцепилась загнутыми когтями в край стола и снялась с места. За ужин она не заплатила.

Так этому греховоднику и надо, не без удовольствия подумала Михася, глядя в спину пьянчужке. Пьянчужка прокладывала себе маршрут, как муха по стеклу.

– Ну, вот, – пространно прокомментировал Борис. В интонации явственно присутствовало облегчение.

– А мне показалось, что она вам понравилась.– Губы у Михаси кривились.

Официантка с подносом заслонила Катькину фигуру, на столе появились еще один бокал вина и рюмка коньяку, на этот раз с сыром и маслинами.

– Вам не показалось,– заверил ее Борис, когда официантка отчалила.

Михалина пригубила вина.

– Не поняла.

Здесь Борис Чарнецкий показал свою мужскую – или журналистскую?– природу:

– Все элементарно. Передо мной красавица и доступная красавица. Кого я выберу?

– И кого же? – глупо переспросила Михася, хотя ответ лежал на поверхности.

– В данном конкретном случае – доступную красавицу. Я ж не жениться собираюсь по пути в Варшаву, а только провести время.

– Это-то как раз понятно.– Михалина начала злиться.– Не понятно другое: зачем вы меня удержали?

– А это просто. Чтобы посмотреть на вашу и ее реакцию. Мне было интересно, как она себя поведет. Как вы себя поведете. Вы же такие разные.

– То есть, вы нас пытались стравить?

– Ну, зачем так грубо? Я бы назвал это столкновением интересов.

– Да какие интересы? А если бы она в меня вцепилась? – Михалина знала, о чем говорит!

– Думаете?– оживился господин публицист.– Хотя, вы правы, такие способны на многое. Характер.

– Уличное воспитание это, а не характер.– Михася смерила журналиста-публициста взглядом сверху вниз.– Мне пора. Позвольте, я выйду.

Неожиданно Чарнецкий, посверкивая очочками, наклонился так близко, что защекотал спутницу усами:

– Вам идет сердиться.– По щеке Михалины заскользило подогретое алкоголем дыхание.

– Перестаньте строить из себя Дон Жуана,– вспылила она.

– Упаси бог. Кто Дон Жуан? Я?

– Поднимитесь и выпустите меня!

На них стали оглядываться.

– Тише, тише,– господин Чарнецкий смотрел с веселым изумлением.– Уже поднимаюсь!