Проделки куриного бога - стр. 13
– Есть хочу, не могу,– доверительно сообщила она, как только Чарнецкий, пропустив Михасю к окну, расположился на диванчике.– С утра во рту ни крошки.
– Вы, наверное, на рынке работаете?– придав голосу сочувствие, спросила Михалина.
Спросила из вредности, рассчитывая открыть господину Чарнецкому глаза на их соседку.
– Да,– неохотно открыла карты Катька.– Челночничаю.
Михалина бросила торжествующий взгляд на Чарнецкого. Публицист не поддался на ухищрения:
– Никогда бы не подумал,– со сладкой улыбкой молвил он.
Тут подошла официантка, и разговор перекинулся на еду.
Скрепя сердце Михася заказала бокал красного и такой же, как у Катьки, салат – с языком и грибами. Публицист попросил сто пятьдесят коньяка, оливки и мясо с картофелем фри, а Катька – двести водки и оливье.
Путешествие продолжалось.
Первыми официантка принесла, как водится, выпивку и оливки. Подождав, пока девушка расставит все в соответствии с пожеланиями, Чарнецкий произнес тост:
– Дорогие дамы, я путешественник со стажем, и у меня есть примета: если везет с попутчиками – повезет в поездке. Мне повезло оказаться в столь приятном обществе (публицист каждую осчастливил улыбкой), так что я теперь не сомневаюсь: командировка получится незабываемой, может быть, даже потрясающей. Выпьем за удачное начало. Оно, как известно, всему голова.
Лет двадцать назад Михалина, пожалуй, поверила бы в примету Чарнецкого, но сейчас она ничего, кроме скепсиса не вызвала. «Нельзя так долго жить»,– сказала себе Михася.
К тому же пока она тут шикует на последние, Суслика целуют «куда захотят» – не очень романтический фон для путешествий.
– Угощайтесь,– Чарнецкий подвинул оливки на середину столика.
Михася сделала экономный глоток вина, а Чарнецкий с Катькой хлопнули по пятьдесят.
Жеманно отставив мизинец, девица двумя пальцами взяла оливку и поставила локти на край столика. Наглые глазенки утюжили господина публициста.
В Михалине тут же подняла голову обманутая жена. С неприязнью глядя на девушку, она вдруг уверовала, что Митяя соблазнила вот такая же шельма.
Михалина тихонько вздохнула о забытых четках.
Чарнецкий смотрел на Катькины экзерсисы мужским тяжелым взглядом в упор, в лице проступило что-то животное…
– Ну, рассказывайте,– потребовала шельма.
– Что бы вы хотели услышать?– прохрипел публицист.
– О чем вы пишете?– Катька, дрянь, поводила оливкой по нижней губе, потом по верхней, потом лизнула ее, потом принялась посасывать…
Краевед разволновался.
Катька и Борис сидели друг напротив друга, и не требовалось большого ума или изощренного воображения, чтобы представить, как Катькины колени легонько касаются колен публициста. Или оказались между ними… А может, Катькина ступня с педикюром уже обвилась вокруг брутальной волосатой лодыжки…