Проданное сердце, или Хозяйка Медного озера - стр. 11

- Но как же?.. – я почувствовала, что краснею.

- О! – он снова понял меня, как будто читал мысли. – Об этом не волнуйтесь. Чувственное влечение и способность получать удовольствие от близости с вами останутся. Вы красивы, Эйлин, умны, и вас оценят по достоинству. Любовь делает вас слабой и уязвимой. Но… я не настаиваю.

Мне показалось, что он тает в воздухе и вот-вот исчезнет.

- Подождите! – вскрикнула я, судорожно сжимая в ладони сердце.

В глазах потемнело – или, может, просто на багровую луну набежало облако?

Что-то происходило рядом со мной, кто-то о чем-то говорил, смеялся, вспыхивал и гас свет, меня обдавало то холодом, то жаром, а потом…

Потом я проснулась. Солнце бросало на ковер полосы света, в саду заливались птицы. Скомканные простыни сбились, мокрая от пота рубашка прилипла к спине.

Приснится же такое!

Рука потянулась к груди и… нащупала только цепочку.

Подскочив, словно от укуса овода, я встряхнула рубашку, перевернула простыни, заглянула под подушку, под кровать.

Сердце исчезло!

Может, я потеряла его еще вечером? Когда раздевалась или еще в столовой?

Нет, когда я ложилась, оно точно было у меня на груди. Я лежала в постели, думала о своей горькой доле и привычно сжимала его в руке.

Или… это был не сон?

- Лара Эйлин! – пару раз стукнув в дверь, запыхавшаяся Дора приоткрыла ее и остановилась на пороге. – Лэрд Гай! Скорее!

Сунув ноги в домашние туфли, я набросила поверх рубашки ночную накидку и побежала к комнатам отца. Керра уже была там. Она стояла у окна, скрестив на груди руки, и смотрела, как лекарь окуривает умирающего дымом, облегчающим страдания.

Вспомнилось – то же самое происходило той ночью, когда умерла мама. Вот только тогда меня раздирало от боли. Сейчас… это было что-то такое холодное и тяжелое, как камень. Мысль: вот этот день и пришел…

Я подошла к кровати, опустилась на колени. Взяла руку отца, сухую и горячую, приложила к щеке. Он приоткрыл глаза, посмотрел на меня мутным невидящим взглядом и снова опустил веки. Хриплое дыхание становилось все реже, реже…

Я замерла, ожидая его следующего вдоха, но так и не дождалась. Лекарь поднес к губам отца зеркальце и молча покачал головой.

***

И снова мне показалось, что мы вернулись в прошлое. Накрытое простыней тело, рыдающая Керра. И желание прекратить этот фальшивый плач грубой пощечиной.

Повернувшись, я вышла из комнаты и отправилась к себе, чтобы одеться.

До вчерашнего вечера мне становилось дурно от одной лишь мысли, что отца не станет. Хоть я и понимала: надежды нет. В чем-то Керра была права, говоря: он мучается сам и мучает нас. И все же я не готова была его отпустить. Но сейчас вдруг пришло ясное, как морозный зимний день, понимание, что горевала не столько о нем, сколько о себе.