Проданная врагу. Вернуть истинную - стр. 17

– Запомни этот миг, девка, – Сидд наклоняется к моему уху. – Те, кто мне перечат, будут наказаны. Пусть его судьба станет для тебя уроком.

Он снова ловит меня за подбородок и проводит большим пальцем по губам. На них и на коже остаётся липкий тёплый след, от которого я немедленно чувствую тошноту. В нос ударяет запах металла.

Взгляд холодных серых глаз темнеет, когда он смотрит на мои губы, потом хватает за волосы и целует. Я не могу сопротивляться, но ощущаю новую эмоцию двуликого, которую описала бы как… возбуждение, желание, азарт.

Безумец… Он радуется отнятой жизни. И я каким-то образом усиливаю это чувство.

– Мы сыграем свадьбу сегодня же, – шёпотом объявляет он, отстранившись немного. – Раз ты обещала себя стольким мужчинам сразу, нужно поскорее заявить о своих правах на тебя.

– Н-нет, я… – пытаюсь возразить, но Сидд не слушает.

Отстранившись, он облизывает испачканные кровью губы и толкает меня в пространство между колоннами. В глазах темнеет, и мне начинает казаться, будто я провалилась под воду.

Я полностью погружён в работу, так что, когда чашка, которую моя служанка ставит на краю стола, внезапно трескается и заливает лежащие передо мной бумаги, не сдерживаю ругательств:

– Кейда, твою мать! Ну что за…

– Простите, господин! Молю, не губите! – служанка падает на колени и низко опускает голову.

– Да что ты… Проклятье! Дай полотенце!

Она вскакивает и трясущимися руками начинает собирать пролитый чай. Я успеваю спасти книги, чистую бумагу, но письмо, над которым я работал последние часа три, уже никуда не годится.

– Простите, господин, – запинаясь и трясясь от ужаса, умоляет она. – Я не представляю, как это случилось. Клянусь жизнями своих детей, с чашкой было всё в порядке. Старинный сервиз… не представляю, как она могла…

Я едва понимаю, что она бормочет, закрываю глаза и медленно выдыхаю, успокаивая вторую душу. Люди слишком чувствительны к нашим эмоциям. Паникуют по поводу и без.

– Всё в порядке, – произношу, когда сердце немного успокаивается.

– Ваше письмо, господин…

– Пёс с ним.

– А чашка? Дорогой же сервиз… Как же так?

Я ловлю её за руки и улыбаюсь. Раздражение сменяется спокойствием и ощущением баланса. Должно быть приятно.

– Это просто чашка. Да, старая и дорогая, но, к счастью, она не последняя, – я смотрю на стол, уже протёртый. То, что осталось от лопнувшей чашки, сложено аккуратной горкой. – Мне нужен новый чай, сможешь принести?

Служанка кивает, забирает осколки и, ещё раз протерев стол, уходит. Я смотрю на испорченное письмо. Хотел описать Авалине, как красив край, в который я её привезу зимой, но слова никак не складывались в правильном порядке. Этот пролитый чай – как дурной знак, так что получается у меня плохо. Вздохнув, я поднимаюсь и подхожу к окну.