Проданная в жены тигру - стр. 12

Он все что угодно может объяснить моим «сопротивлением». А потом грубо изнасиловать.

Тело бьет дикими мурашками от холода и страха.

Зажмуриваюсь, чтобы не видеть этого жуткого мужика.

А когда его прохладные пальцы жестко ложатся мне на подбородок, невольно громко взвизгиваю.

– Открой глаза. Я должен осмотреть все.

Дальше сплошное, вызывающее удушливый стыд, унижение.

Лекарь бесцеремонно открывает мне рот и оценивает зубы, будто животному. Цинично и неприятно ощупывает все мое тело, подмечая каждую родинку, которых у меня почти и нет.

Я ежусь от его холодных пальцев и жмурюсь.

– Теперь сюда.

Вынужденно открываю глаза.

Он кивком показывает на кошмарный предмет – что-то неописуемое.

Если лечь туда, все между ног будет видно.

Я беспомощно приоткрываю рот, а сердце колотится так, что вот-вот вырвется из груди.

Мне придется и это перетерпеть. Лишь бы только сюда не вошел кто-то еще, кроме ужасного лекаря.

Тогда я просто умру.

– Можешь сразу сознаться, если соврала. Иначе будет очень больно, – презрительный высокомерный голос врывается в мысли.

– Я не врала, – вскидываю подбородок.

– Тогда терпи. Проверю.

Дальше творится неописуемо мерзкое и отвратительное.

Ледяные пальцы больно щупают мое самое сокровенное не только спереди, но и сзади. Проникают внутрь, ощупывая живот словно изнутри. Больно и грубо, до выступивших слез, мнут меня.

– Молчи. Заорешь – сюда войдут слуги.

У него лицо больного. Хищное сладострастное выражение.

Я уже боюсь закрывать глаза, не представляя, что еще сделает этот бездушный жестокий монстр.

Не верю, когда он просто говорит:

– Слезай. Не соврала и здорова. Выгодное приобретение для господина, если он захочет оставить тебя себе. Одевайся.

Мне ужасно неприятно от его гнусных прикосновений. Но крови на моих дрожащих бедрах нет.

Непослушными пальцами натягиваю одежду. На лекаря не смотрю. Никаких сил нет.

Когда я полностью одеваюсь, он открывает дверь к слугам и говорит им по-вэнковски. И вдруг добавляет видимо для меня:

– Готовьте ее к торгам.

Меня охватывает смесь облегчения – осмотр закончился – и ужаса. Самое жуткое еще впереди.

Громилы снова ведут меня по неприятному узкому коридору. Наверное, к паланкину.

Подводят меня к нему, останавливаются и что-то докладывают хозяину. Тот так и сидит, как надменная статуя, в своем высоком крупном кресле.

Украдкой за ним слежу.

Хозяин слушает слуг и вдруг меняется в лице.

Я сжимаюсь в скулящий от ужаса комок внутри себя – интуиция вопит о чем-то невыносимо ужасном.

Вэнк что-то отрывисто приказывает. Громилы на краткое мгновение теряются – необычно для таких грубых рож.