Продается дом с дедушкой - стр. 11
Игорь смотрит и отмечает – никогда он такой жену не видел. Лариса даже красавицей кажется, когда с внучкой возится. Взгляд другой, лицо другое – мягкое, нежное, изнутри светится. С мужем она никогда такой не была. Разве что с сыновьями, когда те маленькие были. А он, дедушка Игорь, как называет его Сонечка (будто у нее есть другой дедушка), так и не узнает это чувство. Жаль? Да нет. Не особо. Кому-то дано, а ему – нет.
Игорь был уверен, что Лариса заставит детей заниматься музыкой. Но нет. Дети не занимались. Внуки – уж тем более. Странно… Игорь вот хотел бы, чтобы кто-нибудь из детей писал, сочинял, но сыновья оказались не пишущие. Внуки тоже не в него пошли. Не передалось. Он иногда даже мечтал – сидеть над ученической тетрадкой, показывать, как надо написать, как лучше слова переставить. А Лариса сразу сказала: никакой музыкалки из-под палки! Не хотела им своей судьбы? Так ей-то что жаловаться? У нее судьба хорошо сложилась. Так все говорили. Да и она подтверждала – хорошо: дети, внуки, работа, теперь еще и ученики. Уважают, ценят. Почему же тогда она детей и внуков от музыки подальше держала? Или чувствовала материнским сердцем, что дети получились другие?
При очередной уборке Лариса решительно выбрасывала беспорядочно лежащие на рабочем столе Игоря листы с обрывками фраз, а то и целыми абзацами. А может, правильно делала? У него ничего не получалось… Давно ничего. Потом он запретил жене это делать. Прятал заметки, блокноты в ящиках стола.
Жена называла его графоманом. Имела на это полное право – ведь все на ее глазах было, она знала, как все случилось. Знала и, наверное, не могла ему этого простить. И если он придумал для других, вроде этой журналисточки, красивую легенду, в которую уже готов был и сам поверить, то Лариса ничего для себя не придумывала. И для него не придумывала. Никогда не тешила его мужское самолюбие и не собиралась.
– Я и так много для тебя сделала, – говорила жена, и в этом тоже была права. Сделала. Многое. Была рядом в самые сложные моменты, как показала жизнь. Тянула его, выводила из депрессии и запоев, терпела его, наконец. Да, Лариса была терпеливой. Терпение оказалось главным ее качеством. Ослиное, буйволиное, животное терпение. Тянуть лямку, не жаловаться, рвать последние жилы, но молча, чтобы никто и не заметил. Она и внешне стала похожа на корову – ресницы красила чересчур ярко, они торчали, как приклеенные к глазам. Нет, в ней не было покорности судьбе, она не шла туда, куда ее гнал хлыст. Но Игорю все равно казалось, что рядом с ним – корова, которую выгнали на солнцепек, впрягли в плуг и заставили пахать борозду.