Пробуждение. Книга 1 - стр. 6
Прихорашивать жуткую гримасу смерти – дело по-человечески понятное, но тем самым мы лишь подчёркиваем уродство смерти – безобразный свирепый оскал костяной, как говорят, бабы в балахоне с косой.
Тело!.. Бесконечно любимое белое тело!
Главная ценность и главная собственность нашей жизни, её высший смысл и центр мироздания и всего бытия…
Оно создано по Божьему образу и подобию, но теряет всё своё назначение без отлетевшей от тела души. Становится чунями без хозяина. Делается солью, потерявшей свою соляную силу.
Когда тело молодо, сильны мышцы и упруга кожа, тогда плоть сочится похотью, как свежий торт ромом; досаждает человеку блудливыми помыслами, игривыми мечтами и несбыточными надеждами.
Молодой человек не бывает покоен. Как говорится, в здоровом теле – здоровый бес.
Затем как-то незаметно, с быстрым и всё ускоряющимся к старости течением времени тело делается старым и дряблым. Его покидают живительные силы, проходит очарование юности и зрелых лет, начинают мучить скорби и болезни, клоня человека к сырой земле, приуготовляя к неизбежному расставанию вечной души с бренным телом.
И, наконец, смерть. Тленная, с трупным запахом, разлагающаяся плоть – мерзость. Вещь уже никому не нужная, ни на что не годная.
Всё.
Земной путь человека пройден. Черта подведена. Исправления, подчистки и дополнения невозможны. Иди, душа, если получится, в рай…
Я вышел из квартиры, где, казалось, ещё незримо витал, то есть жил, дух Лёвы, сел за руль автомобиля и глубоко задумался…
Что же, нужно ехать домой, в Москву.
Было бы лицемерием сказать: «Как жаль, что Лёва умер» или «Как жаль, что мало пожил» – его болезнь доставляла ему невыразимые страдания.
И всё же: он, мой близкий друг и советчик, перестал быть.
Заунывный погребальный звон звучал в моей душе… Тяжёлый литой язык гудящего колокола бил, бил и бил мне в правый висок, грозя расколоть череп.
Настроение и самочувствие портились с каждым пройденным по трассе километром. Какая-то душевная муть, липкая слизь поднималась из самых топких глубин моего сознания, отравляя ум и тело, вызывая нервное беспокойство, чувство гадливости, неприятия всего вокруг, угрожая выплеснуться в приступ истерии.
Меня всего стало ломать, выворачивать, корёжить изнутри.
Я, что называется, не находил себе места. И когда Санька, мой искренний Санька, предложил остановиться в Киржаче, чтобы перекусить, я живо согласился, сказав, что нужно и выпить – помянуть Лёву.
Саня, не имевший тогда водительского удостоверения, осторожно спросил:
– Выпить, конечно, можно. А кто сядет за руль?