Проблеск истины - стр. 37

– Хорошо.

– Пусть свежего мяса поедят.

– Слушаю.

Мне хотелось дать им больше, но это было бы нечестно по отношению к охотникам; я успокоил совесть тем фактом, что провизия нужна для боевых действий, и приказал Нгуи вдобавок к свежему мясу отправить в Шамбу тушенки.

Затем я ушел от светового потока фар к скромному костру под деревом, где сидели Вдова с маленьким сыном и Дебба. На женщинах были выцветшие, некогда нарядные платья. Мальчишка подбежал ко мне и боднул головой в живот; я поцеловал его в макушку.

– Как поживаешь, Вдова?

Она молча кивнула.

– Джамбо ту, – сказал я Деббе и тоже поцеловал ее в макушку.

Дебба засмеялась. Подняв руку, я погладил ее шею и затылок, наслаждаясь упрямой, упругой теплотой; она дважды боднула меня в сердце, и я ответил еще одним поцелуем. Вдова напряглась и сказала:

– Квенда на Шамба.

Дебба промолчала. Присущий женщинам камба гонор отлетел, она стала мягкой, как воск; я гладил ее шею, едва касаясь тайных мест за ушами, а она украдкой трогала мои шрамы.

– Подождите, Мтука вас подвезет. Возьмите мяса для семьи. Я с вами не поеду. Джамбо ту. – Я старался быть одновременно и нежным, и грубым, и кратким, чтобы не разводить канитель.

– Когда приедете? – спросила Вдова.

– Не знаю. Когда потребуется моя помощь.

– Съездите с нами в Лойтокиток перед днем рождения малютки Иисуса?

– Конечно.

– Квенда на Шамба, – сказала Дебба.

– Мтука вас отвезет.

– Поехали с нами?

– No hay remedio[2].

Это была одна из первых заученных ею испанских фраз; ничего печальнее этой фразы я не знал и рассудил, что чем раньше она ее выучит, тем лучше. Она думала, что это цитата из наших молитв. Значения фразы я не объяснил, просто сказал, что это важно знать.

– No hay remedio, – повторила она старательно и гордо.

– У тебя красивые руки, – сказал я по-испански, – особенно мозольки. – Это была наша старая шутка, одна из первых, что мне удалось перевести более-менее адекватно.

– No hay remedio, – ответила она скромно. И скороговоркой добавила: – No hay remedio, no hay remedio, no hay remedio.

– No hay remedio ту, – кивнул я. – Забирайте мясо и уходите.

Проснувшись ночью в палатке, слушая, как гиены спорят над кухонными отходами, и глядя на костер сквозь проем в пологе, я думал о Мэри, которая спала счастливым сном после удачной охоты, и пытался представить, чем занимается гигантский лев. Скорее всего по пути к болоту он будет охотиться. Затем я стал думать о Шамбе и о том, что простого решения нет. Мне было досадно, что я ввязался в эту паутину, но теперь уже no hay remedio, да и с самого начала, пожалуй, другого пути не было. Не я все начал. Оно само началось. Затем я еще немного подумал о нашем льве и о мау-мау из племени камба, которых следовало ждать не раньше завтрашнего вечера. Затем ночные звуки разом стихли, и повисла абсолютная тишина, и я подумал, твою мать, это мау-мау окружают, пока я тут прохлаждаюсь. Сердце ударило в галоп, рука потянулась к «винчестеру», заряженному крупной дробью; я замер с открытым ртом, чтобы лучше слышать. Пару секунд спустя у реки кашлянул леопард: странный звук, словно по басововой струне провели драчовым напильником. Ночь ожила, на разные голоса обсуждая охоту леопарда; я отложил «винчестер» и начал засыпать, думая о жене, и гордясь ею, и очень ее любя, и думая о Деббе, и гордясь ею, и молясь, чтобы у нее все было хорошо.