Проблема с вечностью - стр. 24

– О нет, – прошептала я, надеясь, что она не потеряет пациента. Если набрать в поисковике слово «сильный», клянусь, рядом с ним появится имя Розы Ривас, однако смерть каждого пациента она переживала, как потерю члена семьи. Только в такие минуты я видела ее с рюмкой. Она брала бутылку вина и запиралась в кабинете, пока Карл уговорами не выманивал ее оттуда.

Я не раз задавалась вопросом, связано это с Маркетт или так страдают все врачи. Маркетт не стало за пять лет до той ночи, когда я вошла в их жизнь, так что вот уже десять лет они жили без нее, но я знала, что это не могло облегчить их горя.

– Такое бывает, – вздохнула Роза. – Карл тоже задержится. В холодильнике есть еда.

Я кивнула. Они оба работали в клинике Университета Джона Хопкинса, где, собственно, и создавалась кардиохирургия – это я узнала от них. Клиника Хопкинса считалась одной из лучших в мире, и в свободное от операций время Роза и Карл занимались преподавательской деятельностью.

Она замешкалась, задумчиво глядя на экран мобильника.

– Мы поговорим утром, хорошо? – Женщина задержала на мне взгляд своих темных глаз, потом коротко улыбнулась и шагнула к двери.

– Постой! – воскликнула я и едва не окочурилась от собственной смелости, когда она повернулась ко мне, вытаращив глаза. Мои щеки пылали. – Скажи… что значит no la mires? – проговорила я по слогам, как типичная американка, которая совсем не сечет в испанском.

Ее брови снова взметнулись вверх.

– Почему ты спрашиваешь?

Я пожала плечами.

– Кто-то сказал тебе это? – Когда я не ответила, уже сомневаясь в том, что хочу это знать, женщина вздохнула. – Вообще-то это означает «не смотри на нее».

Ой.

Ой-ой.

Роза прищурилась, глядя на меня, и я почему-то подумала, что именно об этом мы будем говорить завтра утром. Помахав ей рукой, я выскочила из кухни и взлетела вверх по лестнице, перемахивая через две ступеньки.

Моя спальня, с видом на улицу, находилась в самом конце коридора, по соседству с ванной, которой я пользовалась. Помню, Роза назвала ее комнатой приличного размера. Я находила ее дворцом. Она вмещала огромную двуспальную кровать, широкий комод и письменный стол. Больше всего я любила сидеть на подоконнике в эркере. Отличная точка для наблюдения за людьми.

Но что мне больше всего нравилось в моей комнате – правда, от этого я чувствовала себя последней дрянью, – так это то, что Маркетт никогда в ней не жила. Мне и без того приходилось тяжело, когда я садилась за руль ее автомобиля или размышляла о поступлении в колледж, который для нее так и остался мечтой. И спать на ее кровати было бы уж слишком.