Проба на излом - стр. 17
Бугор кряхтит, плюется кровью, закатывает оставшийся глаз. Сдохнет. Как пить дать, сдохнет. Зачем пустил вперед малолетку? Или вообще не нужны девочки? Привык в ходках к другим отверстиям? Так за чем дело стало, бугор? Не знал? Или, наоборот, слишком много знал, поэтому не решился? Кто такой, черт тебя раздери на тысячу клочков?
– Жить… – еле слышно хрипит. Так тихо, что приходится сдерживать дыхание. Это нелегко. Сердце стучит, в ушах будто молот. Бам! Бам! Бам! – Жить… помощь…
Надежда тоже хотела жить, хоть и старуха… встречу тезку, обязательно спасу, клянусь… перед надеждами должок…
– Будет помощь! Будет! – кричу, а на самом деле всего лишь шепчу на ухо. Лучше корешей нет, бугор. Только скажи, открой – кто навел на неприметную парочку – старуху с внучкой? Неужели не понимали, с них как с козла молока? Или оголодали, озверели, готовы бросаться на все что движется? Не верю! Станиславский, помоги, не верю!
– Кто навел, сволочь?! Кто навел?!
– Люди… люди… – хрипит, кровавые пузырики лопаются. Никакая помощь не понадобится, поздно пить «Боржоми», но ведь этого не понимает, разве не так? – Серьезные люди… электрические люди… из будки вылезли… черти из будки… череп…
Электрические? Люди? Из будки? Кто? Что?
– Электри… лю…
Все.
Кончено.
Отпускаю бугра и сползаю. Загребаю снег и сую в рот. Не глядя. Металлический привкус. Привкус крови. Снег пропитан кровью.
Три трупа.
Дятлов будет доволен.
Взгляд на трансформаторную будку с черепом, молнией и грозным предупреждением: «Не влезай! Убьёт!»
Всё так спутано…
И Дятлов доволен, хотя выслушивает хмуро, брезгливо оттопырив губу. Папироса забывчиво дымится между пальцами, сжатой в кулак руки. Так и чудится – размахнется и жахнет по рапорту со всего маху. Только искры в стороны. Но другая рука расслаблена. Указательный постукивает по столешнице. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
– Еще раз, – требует Дятлов. – От начала и до конца со всеми подробностями. Самыми мельчайшими. Физиологическими.
Не удивляюсь. Его стиль. Пишется рапорт. Затем – устный доклад. Затем доклад повторяется. Еще и еще. До изнеможения, когда память окончательно сдается и щедро высыпает до того скрываемые подробности, о которых забываешь. Но, надо же, – вот они! Последнее усилие – самое продуктивное. Все остальное – подготовка, подход.
Повторяю тщательно, вдумчиво, с физиологическими подробностями. Как для врача забеременевшая институтка. Это не. Это Дятлов. На подобные метафоры нет воображения. И способностей.
– Стоп. Почему бугор не оприходовал тебя первым?
Вопрос вопросов. Почему вас, товарищ стажер, не изнасиловали оба бандита, а только один и, к тому же, наиболее никчемный?