Про психов. Терапевтический роман - стр. 44
Белла и Агния дружили близко еще с институтских времен: учились в одной группе. Чувствительная к малейшим нарушениям границ Белла тут же вмешалась:
– Что ты его трясешь, дай поесть человеку! Видишь, он грустный какой…
– Да нет, все нормально у меня. Наверное… – неуверенно начал Косулин.
В этот момент, перекрывая все столовские шумы, раздался зычный голос буфетчицы:
– Пельмени, оливье, чайслиминомсахаром! – так объявлялось о готовности собранного заказа.
После этого сообщения заказчик, о чьих гастрономических пристрастиях теперь знали все окружающие, отправлялся к стойке и забирал свой поднос. Почти в каждом заказе было это таинственное дополнение «чайслиминомсахаром». Произносилось оно именно так, в одно слово, и его все пили – это была лучшая смазка для трудноперевариваемой кухни Кагановича.
Беседа за столом продолжалась, Косулин пил чай, есть не хотелось. Напряженный и расстроенный, он все никак не находил рациональную причину своего состояния.
– Саша, ты видел новое украшение столовки? – Белла вновь попыталась втянуть его в разговор.
– Какое? – Косулин оглянулся, но ничего нового не заметил. Все те же ставшие привычными декорации абсурда. Экзотические пластмассовые цветы, эпилептически мигающая новогодняя елка на стойке, хищная новогодняя мишура…
– Ну, вон же, на холодильнике «Кока-Кола»!
И тут он заметил. На красно-белом «кокакольном» холодильнике, удивительно вписываясь в общее цветовое решение, уютно и даже как-то по-домашнему висел портрет товарища Сталина. Косулин не верил своим глазам. Вождь, облаченный в простой военной китель и фуражку, добродушно, но строго взирал на столпившихся в очереди пациентов дневного стационара. Как Каганович мог повесить портрет Сталина в своем заведении и, главное, зачем?
– Ну ни хрена себе! – Косулин от удивления никак не мог сформулировать, чем так поразителен этот портрет здесь, в столовой психиатрической больницы.
– За психику! За Сталина! – Белла захихикала, прикрыв смуглой ладошкой рот.
– Наша служба и опасна и трудна, – откликнулся Косулин. – Моя служба сегодня точно была трудна…
– А что такое-то? – Пашка оторвался от своего гуляша. – Пациенты? Врачи?
– Пациенты… Вернее, пациент. Смотрел сегодня мальчика одного…
– Мальчика? – Агния удивилась. Такие снисходительные интонации не были свойственны Косулину. Да и детского отделения в больнице не было.
Косулин и сам не понял, почему назвал Новикова мальчиком. Он смутился и попытался продолжить. Но рассказ не шел, как ни помогали ему коллеги. Косулин чувствовал, что говорит все не то, все мимо, что-то важное об этом пациенте все время ускользало от него.