Размер шрифта
-
+

Про папу. Антироман - стр. 22

Время от времени до нас доносились какие-то слухи о Грише, от одной общей знакомой, которой иногда звонил Гришин брат. То Гриша бежал в Израиль. То он живёт в Германии. Наконец прошёл слух, что якобы Борис всё-таки нашёл его и убил, а Гришин брат считает виноватой мою мать. Когда Гриша стал с ней жить, у него начались неприятности. Бизнес не ладился, настроение было плохое. Не был он счастлив с моей мамой, в общем. Потому что она его не любила. Так считал Гришин брат.

Однако через много лет, когда я приехал в Москву, как-то мне позвонил папа и сказал, что видел Гришу на Белорусском вокзале, на перроне. Папа хотел было подойти к нему, но что-то остановило. Гриша был задумчивый и смотрел на уходящие вдаль рельсы.

МАРИНА

Уже в детстве я постоянно болезненно влюблялся: сначала в маму, потом в куклу Зину, потом в плюшевого тигра. Наконец дело дошло до людей. Я определённо помню, что её звали Марина. Я встретил её в гостях у друзей моего отчима, в Кишинёве. Нас посадили ужинать за отдельный столик для детей, и я сообщил Марине о своих чувствах.

– И что теперь? Ты будешь лежать на мне голеньким? – спросила Марина с непонятным сарказмом.

Я немного поразмыслил.

– Ну… Если ты не настаиваешь на подобной процедуре, то я вижу множество веских причин её избежать.

Я так изъяснялся, потому что читал много книжек, а беседовать мне приходилось, в основном, самому с собой.

Спустя месяц мама повела меня в гости к Марине, потому что та что-то себе растянула или сломала и лежала дома. Я настоял, чтобы мы купили цветы, и выбрал белые розы.

Марина лежала в кровати с очень строгим выражением лица.

– Белый – это холодный цвет. Цвет разлуки и смерти, – сообщила она, проинспектировав мои розы.

– Нет, это цвет любви.

Марина скептически покачала головой.

– Белые розы… Видимо, мы не сможем быть вместе.

Я хотел возразить, но тут вошёл её папа с моей мамой. Они вроде как обменивались соображениями о физическом воспитании детей. Маринин папа настаивал, чтобы я подтянулся на перекладине.

В следующее мгновение меня подвесили к перекладине. Я точно знал из опыта, что не могу подтянуться ни разу.

И тут я испытал то, что, безусловно, можно назвать чудом любви. Я не мог опозориться перед Мариной, и случилось невозможное: воспоминание об этом до сих пор повергает меня в ступор. Я каким-то невероятным образом напрягся и подтянулся целых три раза.

Папа Марины сообщил, что физически я нахожусь в пределах нормы, что было полной херней. Вплоть до 18 лет, когда я сам собой немного окреп, мне ни разу не удалось повторить тот неожиданный подвиг.

Страница 22