Про Макаревича, Пугачеву, Дзюбу, футбол, рок-н-ролл, «совков», «ватников» и Homo Sapiens - стр. 3

Дело направили на пересмотр в ином составе суда. Олеся горько смеялась, жаловалась, что небо в клетку ей надоело, и не трепали бы уже нервы. Но все в камере увидели в этом перст судьбы и принялись уверять Олесю, что срок ей непременно снизят. Первое время Олеся не верила, но в ее глазах затеплилась надежда. Девушка давала себе и другим обещания измениться, начала креститься на иконки и перестала скандалить напропалую.

Предыдущий поклонник не оставлял надежды спасти заблудшую душу Олеси и писал ей поучительные письма в изолятор. В них, помимо жалоб на нехватку денег, содержались упреки и воспоминания об их с Олесей совместной жизни. Впрочем, конверт для ответа он вкладывал. Олеся отвечала ему в том же духе: просила прощения, рассказывала о тяготах своей теперешней жизни и делилась своими планами – получить в колонии профессию, отрастить волосы, найти настоящих подруг.

Приговор суд оставил без изменений. Узнав об этом, Олеся закричала: «Суки вы, я так и знала!» – и истерично расхохоталась. До вечера она смотрела мультики у старшей на шконаре. После проверки долго писала приемной матери письмо; опустив голову, курила одну сигарету за другой – и вдруг расплакалась, как маленькая.

К ней подошла Тетка, присела и обняла. Стриженая голова Олеськи уткнулась в ее плечо. И долго они сидели так, молча. А потом погас свет, потому что наступило время отбоя.

Это невысокая толстая смешливая тетенька с короткими темными волосами и хитрыми глазами. Лицо в шрамах – ревнивый сожитель изрезал ее ножом. Каждый раз, когда сокамерницы сочувствовали ей, Тетка злилась, защищала милого и объясняла эти шрамы своим неправильным поведением.

Зубов у Наташки почти не было. Она объясняла, что делать минет так намного удобнее. «Люблю пососать, а что? – искренне удивлялась она. – Самое милое дело – за щекой погонять… Эх, щас бы…» – и продолжала фантазировать вслух.

В изоляторе к ней прибились две молодые воровки-наркоманки. «Каштанку» Чехова они никогда не читали. Просто придумали, что у них семья, в которой Ира и Олеся – братья, а Наташка – тетка. Звали ее пить чиф, а Наташка шутливо ворчала: «Достали меня уже эти племяннички…» Прозвище намертво к ней приклеилось.

Первые полгода заключения Наташка была безответной и скромной. Старшая камеры изводила ее просто от безделья. Курить разрешала только на верхнем шконаре (втором этаже шаткой двухъярусной железной кровати) у форточки, несмотря на то что Наташка попала в тюрьму из больницы с распоротым животом: ее жертва, перед тем как отправиться в лучший мир, успела-таки пырнуть Тетку ножом. Наташка кое-как лазила наверх, а потом размазывала редкие слезы по лицу. Аккомпанементом ее рыданиям были вопли старшей по камере: «Бросай курить! Сидеть тебе еще долго, а здоровье ты давно пропила!»