Про красных и белых, или Посреди березовых рощ России - стр. 14

– Крысы бегут с корабля, – коротко и ясно сказала Петра.

Он улыбнулся. Она истинная сестра своего брата.

– Да, – кивнул он. – И все-таки я пошел, узнаю, когда будет поезд. И можно ли на него попасть. Ты должна уехать.

– Почему? – замечает она. – Мы ведь вместе.

– Уже не вместе. Надо разъезжаться. Потому что я больше не красный командир. И ты больше не сестра красного командира. Получилась не очень хорошая история. Теперь все другое.

– Конечно, потому что ты ходишь в этой своей гимнастерке, – порывисто подошла к окну Петра. – Зимой она была у тебя под шинелью, а сейчас посмотри на себя сам. Хорош красный командир.

– Нет. И это тоже, но это все равно сейчас неважно. Просто был один случай.

– Зачем ты и сейчас пойдешь в ней?

Она смелая. Она ничего не боится. И все-таки – боится, подумал Павел. За него. Его сестра.

Она улыбнулась. Она была Петра, но он был – Павел.

– Потому что крысы бегут с корабля, – сказал он. – А я ничего не сделал, чтобы прятаться.

Он все-таки снял эту гимнастерку. Без прежнего мандата его теперь и правда ведь сразу расстреляют. Петра отошла к окну. И ничего не сказала. «Так, конечно, лучше», – подумала она. Но все равно, кто знает, тот поймет – кадетский корпус и юнкерская школа…

А Павел садится, серьезный и спокойный.

– Ты поедешь домой, Петь, а я остаюсь. У меня задание ехать в Сибирь. Боевое задание. Ты сама все понимаешь.

Петра мгновение молчит. Что-то раздумывает. Она уедет. Павел – нет. Но он – Павел, а она – Петра.

– Я поеду на Дон, – говорит она. – Я уже думала. Я хочу вступить в эту Добровольческую Армию, которая там. Потому что все равно надо что-то делать. А не сидеть и ждать, пока сделают другие. Каштаны из огня – да чужими руками.

– Нет, – решительно сказал он. – Нет, Петя! Не докатилась еще Россия, чтобы ты ехала.

Они молчат. Она сама все понимает: Павел прав. Что он еще может сказать. Он – брат. Она – сестра. Хотя это он просто надеется и верит в лучшее. Россия как раз докатилась. Она тоже должна ехать. Вместе родились, вместе выросли, вместе – и в гроб тогда. Но она молчит. Не спорить же и не доказывать. Не такой же ценой. Страшно в таких делах настоять своим своеволием. Если нет на это братнина согласия. Когда это – война. Ладно. Она поедет домой. И все-таки Петра знает, что все равно не уедет. Она останется на Дону. Но Павел… Но как все равно Павел?..

– Но ты, Павлик?..

– Ты думай всегда на хорошее, – замечает он.

– Я и думаю на хорошее, – вздохнула та. – Я просто вижу, как все вокруг. Ладно.

Она роется в своих книжках, тетрадках и достает фотографию, где они вдвоем. Его выпуск. Тот счастливый день. А потом они пошли и сделали памятное фото. Смотрит и прячет. Находит другую, наверное, это единственная фотография Павла, где он не в военной форме. Просто она и он. Никто не узнает, и никто не догадается, что офицер, если вдруг найдут. «Хорошо все-таки, что как-то так получилось, что есть простая, обычная карточка», – думает Петра. Она пишет на оборотной стороне: «На многая лета. На вечную память». Что-то раздумывает и не решается. Но семь бед – один ответ. Она дописывает. На всякий случай: «Большая просьба вернуть. По адресу…». Передает ему.