Призраки урочища страха - стр. 32
– Злой ты, – сочувственно сказал дед, – злости много, ума бы побольше. Мешала она тебе. Гадите, гадите вокруг себя, пугаете, пугаете. Что делать будете, когда бояться надоест? – И он прямо и насмешливо глянул в кошачьи глаза Вороны. – Ты, наверное, думаешь, что напугал меня? Зря думаешь. Тебе бы радоваться, дураку, что живым вышел.
И, не дожидаясь ответа, с трудом передвигая ноги, поплелся в сторону ручья.
– Чего ты на него наехал? – спросил Олег, – Зря ты на него так.
– Как так? – взвился Ворона, – Знаешь, Олежка, допросить бы его, дедушку нашего, с пристрастием. Ой, как много узнали бы мы интересного. Режь меня, не поверю, что не знает он ничего о том что творится здесь. Знает, гад, знает! А, может, и сам руку приложил. Вот нисколько не удивлюсь.
– Да черт с ним, со стариком. Живы – и, слава богу! Ноги бы отсюда скорее унести. – пожал плечами Олег.
– Не скажи! Я бы вернулся сюда. Очень уж любопытно мне, что здесь происходит. Не один, конечно, и хорошо бы пулеметик или танк прихватить. Тут в каждого второго стреляй – не ошибешься. А я в лес теперь без автомата не сунусь.
Дед Цвигун напряженно слушал обрывки долетавшего до него злого разговора. Он не казался ни испуганным, ни растерянным. На лице его играла нехорошая усмешка.
Возвращались в полном молчании другой дорогой. Оглядывались, разговаривали шепотом. И все казалось им, что будто кто-то из темной глуши, окружавшей их, смотрит недобро, пристально. В конце концов, у, в общем-то, не робких мужиков сдали нервы. Раптор первый начал стрелять в темную, гнилую пасть тайги, глотавшей пули, глушившей крики, странным болезненным эхом отзывавшуюся на каждый выстрел. Проводник устало сидел в это время на пеньке и курил неизменную сигарету.
– Сидели бы вы в вашем городе, – думал он, – и не лезли в то, чего не понимаете. Тайга и не таких героев видела. Проглотит вместе с пулеметом и автоматом и не чавкнет. Был человек – и нет человека. Это вы перед людьми храбрые, человека, значит, убили, – это плохо. А гусеницу раздавить – так ничего. А для нее что человек, что мураш, что гусеница, которую ногой размазали – все едино. Смерть есть смерть. Перед нею все равны.
Они вернулись из тайги угрюмые и бледные, спавшие с лица. Принесли упакованный в черную клеенку труп Ивана Вырина. Опознать его было некому: и дочка, и мать уехали неизвестно куда, и скоро вернуться не обещали. Страшный груз загрузили в машину и уехали. Бабка Цвигуниха, по большому секрету, рассказала всем соседкам, что голову у Ивана кто-то откусил. Страшные зубы оставили рваные полосы на теле егеря, которого терпеть не могли в деревне. «А главное, – таинственно оглядываясь по сторонам, шептала бабка – вокруг тела на влажной земле нашли опешившие милиционеры следы маленькой детской ножки с крохотными пальчиками.