Призраки Ойкумены - стр. 44
Давид шумно сглотнул: так дети пьют горькое лекарство. Чувствовалось, что ему тяжело говорить: не о специфике гиганта Голиафа, а о чем-то своем, личном, выстраданном. Лучи солнца сотнями золотых спиц пронзали ротанговую плетенку – символическое ограждение летнего кафе. Россыпь веселых зайчиков пятнала охристую шкуру Голиафа, превратив ее в объемную звездную карту сектора галактики. Когда рисунок созвездий на шкуре изменился, мар Дахан бросил взгляд поверх Давидова плеча сквозь ячейки ограды. Старый тренер не ошибся. По дорожке к кафе быстро приближалась высокая фигура. Солнце подсвечивало человека со спины, слепя глаза Эзре, фигура казалась высеченной из цельного куска антрацита. Черный ангел, сказал бы кто-нибудь, больше склонный к символике, чем гематры.
Да, отметил тренер. Диего Пераль носит траур.
– Вы имеете право знать, мар Дахан. Я не в курсе, открылась ли вам Джес… В любом случае, вам я доверяю полностью. Вы удивлены? Это не расчет, мы едва знакомы. Если хотите, считайте это интуицией или мальчишеской глупостью. В детстве мы с Джес побывали в рабстве, – говорить Давиду было трудно, а молчать – еще труднее. – Вы понимаете, у кого? Ну вы же понимаете, да?!
Мар Дахан кивнул. Когда гематр говорил о рабстве, это могло подразумевать один-единственный вариант – Великую Помпилию. Кивок вышел сухим, равнодушным даже по гематрийским меркам. Тренер рассчитал этот кивок, как в молодости рассчитывал завершающий укол. Вычисли Давид сочувствие сверх необходимого, он замкнулся бы в себе. Такое сочувствие граничило с оскорблением, с жалостью к безнадежному калеке.
– Нас довольно быстро освободили… Это долгая история, вряд ли вам интересно. Мы с Джес решили: больше никогда. Никогда! Лучше умереть. Дед одобрил; отец тоже. Голиаф – дедов подарок. Он чует ментальный всплеск при попытке клеймения за триста метров. Кого бы ни клеймили, он учует. Если я разрешу, он разорвет помпилианца в клочья. Если попытаются заклеймить меня…
– Я понял, – вполголоса ответил тренер. Чуткие пальцы фехтовальщика сомкнулись вокруг узкого стакана с апельсиновым соком. Глоток, другой, и Дахан отставил стакан. Он не хотел пить, но нуждался в паузе. – В этом случае ему не требуется ваше разрешение, мар Штильнер. Разумная предосторожность. Выражаю свое восхищение авторами целевой модификации и предусмотрительностью вашего деда.
– Да, он нападет сразу. Без разрешения. Даже если я остановлю его прямым приказом, он не послушается меня. Кто бы ни захотел взять меня в рабство, этот помпилианец умрет. Или раньше ему придется убить Голиафа. Но я стараюсь не бывать в таких местах, где можно убить Голиафа и не вызвать общественный скандал.