Призраки Гарварда - стр. 44

[4] не читала. Любой хоть отдаленно знакомый с Данте прекрасно понимает, что грех уровня лицемерия появится куда позже пятой песни. И между тем песня пятая – это Паоло и Франческа, это все знают.

Кади не знала.

– Серьезно?

Она расслышала сдавленный смешок.

– Ты поймешь, что многие здесь скорее талантливо кажутся умными, чем на самом деле таковыми являются. По большей части они дурачье.

Кади запустила пальцы в волосы, потом крепко зажала уши, чтобы остановить этот голос.

– Не расстраивайся. Я не имел в виду тебя. Неужто так прозвучало? Прости.

«Почему это происходит? – подумала Кади. – Прекрати».

– Извини, я пойду.

– Сегодня мы назвали бы их галлюцинациями, – произнес профессор Уоткинс, и Кади на мгновение посчитала, что он отвечает именно ей. – Однако в те времена при определенных обстоятельствах «духовному видению» действительно доверяли. Когда Перпетуя осталась в тюрьме дожидаться неминуемой казни, понимая, что вскоре станет христианской мученицей или игрушкой для льва, она была готова обрести подобное видение.

Слуховые галлюцинации. Кади помнила, как мать использовала этот термин после встречи с одним из докторов Эрика в больнице Маклина, психиатрическом заведении при Гарварде, когда ему впервые поставили диагноз шизофрения. Неужели именно это случилось сейчас и с ней?

– Однако Августин подробно описывал процесс «различения», практику распознания, было ли видение божественной или демонической природы. – Профессор вывел на доске слово «различение», резко постукивая мелом. – Духовное видение во многом зависело от воображения и посему могло быть обмануто, уязвимо для демонов. Или же разум мог быть точкой доступа для божественной ясности, мудрости, даже пророчеств. А посему исключительное значение имела способность распознать разницу. Мы продолжим разговор об этом и о неоплатонистах на следующей неделе. В ходе подготовки к понедельнику, пожалуйста, изучите экзегезу Августина «О книге Бытия буквально», а также его мнение в книге седьмой «Исповеди». Всем спасибо.

Кади было нужно успокоиться – и различить. Не стоит делать поспешных выводов, вероятно, тому, что она услышала, есть вполне разумное объяснение. Она заскучала, задремала. Она не поела или плохо спала, до сих пор переживала после звонка мамы. Кади записала задание как самый обычный студент, но пока собиралась, ее руки дрожали.

В голове крутился вопрос, пугающий ее куда сильнее самого голоса: неужели так все и начиналось у Эрика?

Кади не сумела добраться до комнаты. Она обнаружила тихий уголок в Ламонте, запустила ноутбук и открыла почту. Кади нужно было изучить все о жизни Эрика в Гарварде в его последний год. Дома она выяснила лишь то, что брат был поглощен проектом на премию Бауэра, а когда вдруг отказался его подавать – это оказался первый признак, что дело обстояло хуже, куда хуже, чем подозревала семья. Но Кади не знала даже тему проекта, что уж говорить о причинах, почему Эрик его бросил. Был ли это действительно первый звоночек, что болезнь берет верх, или он просто стал первым достаточно громким, чтобы услышали дома? Столько пробелов необходимо заполнить; Кади вдруг потрясла собственная неосведомленность – вопиющая, даже опасная. Вся ее жизнь строилась на вопросе «стану ли я когда-нибудь так же хороша, как Эрик?». А не «стану ли я когда-нибудь так же больна?».