Призрак - стр. 48

Я произнес это легко, так легко и естественно, что даже тени подозрения не проскользнуло в его серьезном взгляде:

– Роб Хэлфорд курит айс?

Он вынул пятьсот крон, которые я попросил. Я велел ему подождать, встал и ушел. Перешел через дорогу и двинулся по направлению к мосту Ватерланд. Потом, когда он уже не мог меня видеть, я свернул направо, перешел через дорогу и прошел триста метров до Центрального вокзала Осло. И думал, что больше никогда не увижу этого долбаного Олега Фёуке.

И только когда я сидел в тоннеле под перронами и курил, я понял, что мы с Олегом еще не закончили. Далеко не закончили. Он молча остановился возле меня. Прислонился спиной к стене и соскользнул на пол рядом со мной. Протянул руку. Я дал ему сигарету. Он затянулся. Закашлялся. Протянул другую руку:

– Сдачу.

После этого появилась команда Густо и Олега. Каждый день после окончания смены в магазине «Клас Ульсон», где он подрабатывал летом складским рабочим, мы шли в центр Осло, на природу, купались в грязной воде в Средневековом парке и смотрели, как строят новый городской район вокруг Оперы.

Мы рассказывали друг другу обо всем: о том, что мы сделаем, и кем станем, и куда поедем, – и курили и нюхали все, что могли купить на его зарплату.

Я рассказал ему о своем приемном отце, который выкинул меня из дома, потому что приемная мать положила на меня глаз. А ты, Олег, рассказал о мужике, с которым встречалась твоя мать, о легавом по имени Харри. По твоему утверждению, он был клевым чуваком, на него можно было положиться. Но что-то пошло не так между ним и твоей матерью. А потом они оказались втянутыми в убийство, которое он расследовал. И тогда вы с матерью переехали в Амстердам. Я сказал, что мужик наверняка был клевым чуваком, но выраженьице это какое-то старомодное. А ты сказал, что «хренов» звучит еще старомоднее, и кто сказал мне, что слово «хренов» звучит не по-детски? И почему я говорю преувеличенно пролетарским языком, я ведь даже не из восточного Осло. Я ответил, что преувеличение – это мой принцип, и что в этом все дело, и что слово «хренов» такое неуместное, что оно явно на своем месте в моей речи. А Олег посмотрел на меня и сказал, что это я такой неуместный и что я явно на своем месте. Солнце светило, и мне казалось, что лучше обо мне никто никогда не говорил.

Мы попрошайничали на улице Карла Йохана просто для развлечения, я стырил скейтборд на Ратушной площади и через полчаса поменял на спид на Привокзальной. Мы сели на паром и поехали на остров Хуведёйя, купались и клянчили пиво. Некие дамочки пригласили меня на папину яхту, а ты сиганул с мачты, покинул, так сказать, палубу. Мы поехали на трамвае в Экеберг, чтобы посмотреть на закат, а там шел детский футбольный турнир «Кубок Норвегии», и грустный футболист из Трёнделага посмотрел на меня и сказал, что даст мне тысячу, если я у него отсосу. Он отсчитал бабки, а я подождал, пока он спустит штаны ниже колен, и убежал. Ты рассказывал потом, что он выглядел совершенно потерянным и повернулся к тебе, как будто хотел попросить тебя доделать дело. Блин, как же мы ржали!