Призрак дома на холме. Мы живем в замке - стр. 45
Неужто Теодора воображает, будто я не приму ванну, если не оставить ее налитой? – подумала Элинор и тут же устыдилась. Я не для того сюда приехала, чтобы так думать, одернула она себя и, соскочив с постели, подошла к окну. Перед ней была крыша террасы и лужайка внизу с кустами и купами окутанных туманом деревьев. Дальше угадывалась тропка к ручью, хотя мысль о веселом пикнике на берегу сегодня утром уже не казалась такой заманчивой. Дождик явно зарядил на весь день, но это был летний дождь, от которого трава и деревья становятся зеленее, а воздух – свежее и чище. Тут прелестно, подумала Элинор, удивляясь собственным ощущениям, любопытно, кто-нибудь до меня находил Хилл-хаус прелестным?
И тут ее словно обдало холодом: может быть, все находили. В первый день.
Она поежилась, чувствуя в то же время необъяснимое радостное волнение, мешавшее вспомнить, почему в Хилл-хаусе странно просыпаться счастливой.
– Я умираю от голода! – Теодора замолотила в дверь ванной, и Элинор быстро схватила халат. – Учти, сегодня ты должна быть как солнечный лучик! – крикнула Теодора из своей комнаты. – День ужасно хмурый, мы просто обязаны его озарить!
Кто до завтрака поет, тот заплачет перед сном, напомнила себе Элинор, заметив, что вновь вполголоса напевает «полно медлить, счастье хрупко».
– Я считала себя лентяйкой, – самодовольно продолжала Теодора через дверь, – но до тебя мне как до Луны. Ты просто исключительная копуша. Сколько можно намываться? Уже чистая, идем есть.
– Миссис Дадли подает завтрак в девять. Что она подумает, когда мы заявимся довольные и сияющие?
– Она будет рыдать от обиды. Как ты думаешь, кто-нибудь звал ее ночью на помощь?
Элинор критически оглядела намыленную ногу.
– Я спала как убитая.
– И я. Если через три минуты не будешь готова, я приду и утоплю тебя в ванне. Я хочу завтракать!
Элинор думала, что очень давно не наряжалась так, чтобы выглядеть солнечным лучиком, не испытывала голода перед завтраком, не просыпалась с таким ясным ощущением себя и таким желанием за собой ухаживать; даже зубы чистить было на удивление приятно. Все потому, что я выспалась, сказала она себе; только сейчас я по-настоящему поняла, как плохо спала после маминой смерти.
– Еще рассусоливаешь?
– Иду-иду! – Элинор подбежала к двери, вспомнила, что заперла ее с вечера, и тихонько повернула ключ.
Сегодня Теодора была в клетчатом платье – яркое пятно на фоне темных панелей. У Элинор мелькнула мысль: наверняка она получает удовольствие от каждой минуты – когда одевается, или моется, или ест, или спит, или разговаривает. Возможно, ей вообще безразлично, что думают про нее окружающие.