Призрачная будка - стр. 8
Мило, довольный тем, что выбрался из Скукотищи, ответил, что вовсе не сердится, а, наоборот, весьма благодарен часовому за помощь.
– Вот и чудненько! – воскликнул тот. – Я ужас как рад. Давай дружить. Меня зовут Тактик – ударение на втором слоге.
– Странно, – заметил Мило. – Почему не Тиктак? Ведь будильник твой тикает так: «тик-так, тик-так».
– Не надо, – тяжело вздохнул пёс, – не береди мне душу. – И на глаза у него навернулись слёзы.
– Я вовсе и не думал бередить тебе душу, – поспешил оправдаться Мило. Он и вправду не собирался этого делать, потому что понятия не имел, как это делается.
– Так и быть, – вздохнул пёс, взяв себя в лапы, – я поведаю тебе эту давнюю и очень грустную историю.
Вот что он рассказал:
– Когда у папы с мамой родился мой старший брат, они так обрадовались, что недолго думая нарекли его Тиктаком. Потому что были уверены, что часы у их первенца будут тикать как положено: «тик-так». Но когда они впервые завели щенячий будильник, он – вот ужас-то! – начал тикать не так, а наоборот: «так-тик, так-тик». Тут родители побежали в мэрию, чтобы изменить имя, да поздно – его уже вписали в книги, а что писано пером, сам знаешь, зубами не выгрызешь. Потом родился я, и родители решили не повторять ошибки – нарекли меня Тактиком. Они-то думали, что все их щенки будут тикать одинаково. Остальное понятно: моего брата зовут Тиктаком, хотя он так-тикает, а меня кличут Тактиком, хотя я тик-такаю. Вот ведь как! И носить нам не свои имена по гроб жизни! А папа с мамой так огорчились, что решили больше щенков не заводить и посвятили себя бездомным и голодным.
Тактик горестно взвыл, и Мило решил сменить тему.
– А почему ты решил стать часовым, а не сторожевым? – спросил он.
– Ну, это просто, – отвечал тот, утирая слёзы лапой. – Это у нас наследственное. Почитай, с начала времён в нашем роду все были при часах и служили часовыми. А началось это вот как, – продолжил он, приободрившись. – Когда-то, давным-давно, было такое время, когда времени ещё не было, и было это, между прочим, ужасно неудобно, потому как никто не знал наверняка, завтракать пора или обедать, и все всегда опаздывали на поезд. Пришлось людям выдумать время, чтобы каждый день всё шло заведённым порядком и всякий день знал своё место. Когда же люди расчислили всё время, какое у них появилось, то получили целых шестьдесят секунд в каждой минуте, целых шестьдесят минут в каждом часе, целых двадцать четыре часа в каждых сутках и целых триста шестьдесят пять суток в каждом году. Вот тут-то им втемяшилось в головы, будто времени у них – завались. «Чего его беречь? И так девать некуда!» – решили все как один, и настали времена хуже прежнего безвременья. Они бросали время на ветер и почти всё потратили попусту или отдали задарма. Вот после этого нам и было поручено стеречь время, чтобы никто не транжирил его почём зря. – Тактик гордо выпятил грудь. – Дело, конечно, нелёгкое, но благородное! Ибо… – Тут он вскочил на сиденье, поставил одну заднюю лапу на лобовое стекло, а обе передних воздел к небу и возгласил: – Ибо сказано: время дороже всего, дороже всех сокровищ на свете. Оно уходит, оно истекает, человеку за ним не угнаться, и…