Приз - стр. 77
– Евгений Николаевич, вы хотите участвовать в кампании? Вы чувствуете в себе силы возглавить объединенную оппозицию? – спросила Маша, прервав поток его унылых откровений.
Он застыл, словно она только что вылила на него ведро ледяной воды. Уставился на нее удивленно и гневно. Она улыбнулась ему.
– Хотите. Вижу, что хотите. Вот давайте об этом и поговорим. Но только не здесь. Предлагаю выйти и погулять немного.
Чистокровный русский князь, попросивший автограф, и перспектива полакомиться икрой, смягчили сердце Рики. Из клуба они с Рейчем вышли, держась за руки. В такси, на заднем сиденье, целовались. Григорьев сидел впереди, рядом с шофером, и старался не попадать взглядом в зеркало заднего вида.
Самый большой выбор икры был в новом русском ресторане «Кремль». В отличие от прочих русских ресторанов, этот обошелся без павло-посадских платков, матрешек и балалаек. Хозяин был немец из бывшей ГДР, русских корней не имел, языка не знал. Он оформил свое заведение в стиле сталинского ампира. Гипсовые колонны, золоченые колосья, серпы и молоты, скульптуры рабочих и колхозниц вдоль стен, хрустальные люстры и плафоны, расписанные как в московском метро.
– Вам должно здесь нравиться, – ободрил Григорьева Рейч, – нечто неопределенно ностальгическое. После развала Советского Союза и воссоединения Германии русские и немцы чувствуют себя почти родственниками. Во всяком случае, здесь многие стали увлекаться Россией, причем именно ее тоталитарным прошлым.
– Обожаю имперскую стилистику! – сообщил Рики. – Есть в этом величие, душевное здоровье, это вам не утонченный модерн начала века, это мощь мировых гигантов, мускулы, жесткость, определенность. Люди будущего, люди-клоны, будут жить в таких интерьерах.
Народу оказалось совсем мало. Ресторан был дорогим, помпезным, и большая часть столиков оставалась свободной, даже когда все окрестные заведения забивались посетителями до отказа.
– Мне только икры, – скромно сообщил Рики, – немного красной, немного черной. Можно еще ржаных тостов и полусладкого шампанского.
Рейч заказал себе осетрину по-монастырски, Григорьев – цыпленка-табака.
– Вы во второй раз меня выручаете, – произнес Рейч тихо и серьезно, когда Рики удалился в туалет. – Двадцать лет назад, в Вашингтоне, и сейчас – здесь. Спасибо.
– На здоровье, – улыбнулся Григорьев и подумал: «Дурак ты, Генрих. Двадцать лет назад в Вашингтоне я спас тебе жизнь. А сейчас всего лишь заплачу за икру. Неужели для тебя это равноценные события?»
– Тогда вы ничего не потребовали взамен. И все эти годы я чувствовал себя вашим должником, – задумчиво продолжал Рейч. – Итак, вас интересует Лев Драконов?