Приют вечного сна - стр. 26
Отношение церквей к этой ситуации было противоречивым. В какой-то мере они защищали себя, утверждая традиции прошлого в учении, культе и жизни. Однако при этом они использовали категории, созданные индустриальным духом, против которого сами боролись. Символы, в которых выражается глубина бытия, они снизили до уровня обыденного, двухмерного опыта. Они истолковывали их буквально и отстаивали их значимость, помещая сферу сверхъестественного над сферой естественного. Однако супранатурализм – всего лишь перевернутый натурализм, и наоборот. Они поддерживают друг друга в бесконечной борьбе друг с другом. Каждый из них не может существовать без своей противоположности.
Невозможность такой защиты традиции вынудила церкви реагировать на дух индустриального общества другим способом. Они приняли новую ситуацию и попытались приспособиться к ней с помощью реинтерпретации традиционных символов в современных терминах. В этом – оправдание и даже заслуга того направления, которое мы сегодня называем «либеральной теологией». Но необходимо заметить, что в своем богословском понимании Бога и человека либеральная теология заплатила за приспособление к современным условиям утратой вести о новой реальности, вести, которую сохранили защищавшие ее супранатуралисты. Оба способа реакции церквей на дух индустриального общества оказались неудовлетворительными.
В то время как натурализм и супранатурализм, либерализм и ортодоксия вели свою нерешительную борьбу, промысел истории подготовил другой путь соотнесения религии с современной культурой. Эта подготовка совершалась в глубинах индустриальной цивилизации, подчас людьми, представлявшими ее крайние антирелигиозные проявления. Я имею в виду широкое движение, известное как экзистенциализм, которое началось с Паскаля, было продолжено несколькими профетическими умами в XIX в. и достигло полной победы в XX в.
Экзистенциализм в самом широком смысле – это протест против духа индустриального общества в рамках этого общества. Этот протест направлен против положения человека в системе производства и потребления в нашем обществе. Человек считается господином своего мира и самого себя. Но в действительности он стал частью созданной им реальности, объектом среди других объектов, вещью среди других вещей, винтиком во вселенской машине, к которой он должен приспособиться, чтобы она его не уничтожила. Но это приспособление превращает его в средство для достижения целей, которые и сами оказываются средствами, не имеющими предельной цели. Результатом этого трагического положения человека в индустриальном обществе стал опыт пустоты и отсутствия смысла, дегуманизация и отчуждение. Реальность утратила для человека смысл. Реальность в ее обыденных формах и структурах больше ничего ему не говорит.