Приворожённые - стр. 16

Я любила эту деревушку, потому что выросла там. До семи лет я практически жила у бабушки и дедушки ― свежий воздух, природа… Родители считали, что для меня это полезнее, чем городской смог. Так оно, наверное, и было. Тогда. А теперь у меня было чувство, что меня везут на экзекуцию. Как поросёнка на заклание. Только я не поросёнок, я всё понимаю.

Мне тридцать один год. Я взрослая, самостоятельная женщина. Какого лешего я согласилась на эту поездку? Я же не хочу. Они отнимут у меня Максима! Я треть своей жизни добивалась возможности быть рядом с ним, почему теперь я должна от него отказываться? Он мой муж. Он принадлежит мне, а я ему. Что вообще за привычка вмешиваться в мою жизнь? Я люблю его! Я не хочу в деревню. Не хочу к какой-то там местной колдунье. Хочу к нему! Я хочу быть рядом с ним!

– Мам, а прямо сегодня нельзя сходить к этой вашей бабе Зине?

Мама сидела на переднем сидении рядом с отцом, а я сзади. Она не повернулась, не посмотрела на меня, зато отец бросил короткий сочувствующий взгляд в зеркало заднего вида. Он даже ответил за неё:

– Мы приедем в десятом часу. Старушке уже почти девяносто. Как думаешь, она обрадуется гостям в это время? С утра пойдём.

Спорить с отцом было бесполезно, он упрямый, и если что-то решил, то решение своё уже не изменит. А я чувствовала, что такими темпами к утру созрею для очередного побега. Головой понимала, что это неправильно, но с каждой минутой внутренний протест всё больше довлел над здравым смыслом.

Странные вообще у меня родители. Воспитаны на советской идеологии, в церковь носа не суют, а по бабкам взрослую дочь таскать горазды. Язычники несчастные. Хотя вроде крещённые и даже меня окрестили. Непонятно только, зачем это было нужно, если все считают себя атеистами.

Я злилась. Весь вечер, всю ночь и дажу ту часть утра, которую мы провели в стенах нашего маленького деревенского домика. А потом у меня началась паника. Хорошо, что у мамы с собой всегда была валерьянка. К тому моменту, как отец нажал кнопку звонка на воротах бабы Зины, я уже была спокойна, как удав, и абсолютно равнодушна к происходящему. Только спать очень хотелось.

Я помнила этот дом на окраине деревни. Мимо него мы постоянно бегали в лес за грибами и ягодами. А на лавочке у ворот всегда сидели пушистый рыжий котяра и улыбчивая бабулька, которая угощала нас карамельками. Знала бы, чем эта бабулька занимается, ничего из её рук не взяла бы.

И ведь ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь её ведьмой называл. Удивительно. Обычно такие вещи быстро перерастают в сплетни и суеверный страх. Вот к тётке Клаве, что по соседству живёт, мне ходить запрещали ― глазливая она. А про бабу Зину вообще ничего и никогда. Если честно, я думала, что мы к какой-то другой бабе Зине едем.