Привет, Свет! - стр. 59
– Вроде, целый, – констатировал он и облегчённо вздохнул.
В комнату вошла мать и, причитая, стала крутиться вокруг меня.
– Да не переживай ты так, жен, – успокоил её отец. – Подумаешь, синяк. Заживёт. Лучше приготовь холодную воду и тряпки – компрессы делать.
Часа три спустя, когда я сидел за столом в детской комнате и, приложив к глазу холодную тряпку, читал книгу, в окно тихо постучали. Отодвинув штору и тюль, я разглядел в темноте брата.
– Выйди, – сказал он.
Я кивнул, дав понять, что услышал его, и пошёл в коридор одеваться.
– Ты это куда? – с тревогой спросила меня мать, корпевшая в зале над поурочными планами.
– В туалет, – ответил я и, обувшись, выскочил в подъезд.
На крыльце меня ждали Серёга с Сенькой.
– Ну, рассказывай – кто, – без всяких предисловий приказал брат.
И я рассказал, как побил Локтю, заступившись за девчонок, и как тот со своими дружками расправился со мной.
– Ничего, Санёк, завтра мы с ними разберёмся, – заверил меня Сенька.
– Завтра я не смогу, – сказал Серёга. – Много дел накопилось, придётся в общаге заночевать. Давай послезавтра.
– Да мы и без тебя справимся, не волнуйся, – успокоил его Сенька. – Такие вещи нельзя затягивать. Это надо делать сразу, чтобы они не успели возомнить себе, что им всё позволено. Так что завтра я с ребятами загляну в школу.
Он мог позволить себе «заглянуть» безбоязненно в школу, хотя и жил на Карла Маркса. Ведь они переехали сюда года три назад, а раньше жили на Больничной. Его старший брат, давным-давно пришедший из армии, невысокого, как их мать, роста, широкоплечий и довольно здоровый парень, немало покуролесил с друзьями и на Ясных Полянах, и на Западном посёлке, и у школы, поэтому в этих районах его хорошо знали и уважали. Так что, что было проблематично для коренного «карламарксовца», для Сеньки не составляло труда.
– Только Локтю не трогай, – попросил я его. – Я с ним сам разберусь.
– Ух ты! – удивился он и, хлопнув меня по плечу, отчего я присел от пронзившей меня под лопаткой боли, добавил. – Молодец, Санёк! Это по-пацански. Одобряю!
На этом мы и разошлись.
Когда настала пора укладываться, братела, чтобы не мешать мне, ушёл спать в зал, к Танюхе на диван. Поначалу, когда я лёг на кровать, было ещё ничего, терпимо. Прохладные одеяло и простынь остудили разгорячённое тело и притупили боль. Но позже, когда расслабился, побои дали о себе знать бесконечно ноющей болью. Вряд ли я бы уснул этой ночью, если бы отец не вспомнил о лекарстве. Он сунул мне две таблетки анальгина и одну аспирина и дал запить тёплой водой. Это, конечно, не снотворное, но, когда боль утихла, я уснул мгновенно.