Приват для Крутого - стр. 16

На время конечно, не навсегда. Когда я добуду нужную информацию, то смогу уйти, и этот кошмар закончится.

– Держи. Сейчас еще десерт будет.

Вера приносит мне целую гору еды. Без упрека, добродушно исполняет приказ хозяина.

– Не надо, я не голодная.

– Савел сказал покормить тебя. Бери кушай, не стесняйся. За счет заведения.

Неловко, стыдно до ужаса, но все же я принимаю еду, потому что и правда дико голодная.

Зачем Крутой велел накормить меня, я не знаю. Думаю, он за свой долг печется. Я должна отрабатывать его, а не падать тут в голодные обмороки, другой причины быть не может.

Еда очень вкусная, особенно вот эти бутерброды с маслом и красной икрой, которую я пробую впервые в жизни.

Савелий Романович мог пристрелить меня или отдать своим головорезам, но он этого не сделал, а я что? Мне страшно в этом признаться, но я подставная крыса, которая внедрилась в круг очень опасных людей, хоть это вообще не моя игра.

Я только пешка в ней и на самом деле пока плохо понимаю, куда на самом деле встряла.

Я только выехал из салона. Конечно, мерс не был куплен на последние деньги, но я именно его хотел. Дорогая игрушка, это был мой подарок себе за успехи, потому что пока нам фартит – и так, что аж страшно.

Дела идут вверх, мы подмяли под себя большинство районов, продавили, прогрызли эту дорогу, и с таким учетом я сам мэром стану скоро, вот только я этого не хочу. Пусть Гафар в кресле сидит, он так хотел власти, но мы оба знаем: настоящая власть у него за спиной.

Фари опасается последствий, и, конечно же, он прав. Всегда есть обратная сторона медали. У меня растут конкуренты, как грибы после дождя. Нет, не только Беркут, он просто заебистый. Есть другие, и много, ведь я не шел к данному положению, собирая ромашки. Я ступал по головам, часто оставляя кровавые следы. Я выгрызал эту землю и вытаптывал все то, что было уже не моим.

Я подумал, что это звереныш. Какое-то животное бросилось под колеса, я едва успел ударить по тормозам. Мерсу пиздец, вырулить не вышло, а после увидел, кого едва не переехал.

Какое-то дите, мокрое, худое, ободранное. Оно лежало в луже. Барахталось в ней, как воробей.

Только когда Даня отодрал зверька от асфальта, я увидел, что это девочка. Ребенок, не знаю, лет пятнадцать, может, хуй поймет. Она смотрела на меня огромными глазищами и лепетала что-то невнятное.

Мокрые русые волосы с медным отливом, слипшиеся от воды. Голубые, аж васильковые, глаза, маленький нос, пухлые губы. Острый подбородок, россыпь рыжеватых веснушек на щеках. Какая-то гребаная малолетка создала мне огромный головняк.