Притворись моим - стр. 24
– Но ты все же пошел, – улыбнулась Эддисон. – Боюсь представить, что бы со мной было, не появись ты вообще.
Лиам убрал руку от Эддисон и взглянул на свои пальцы.
– Я услышал твой крик, – ладони Лиама сжались в кулаки. – Когда увидел, что этот ублюдок делает с тобой, голову потерял. – Лиам поднял на Эддисон виноватый взгляд. – Но меня отрезвили его слова о футболе… Ной был прав, я трус. Испугался, что попрощаюсь с колледжем.
– Да перестань. Нормально переживать и заботиться о своем будущем. Я уверена, если бы мне и дальше угрожал этот тип, ты бы с ним разобрался.
Лиам ничего не ответил, хотя Эддисон увидела на его лице толику облегчения и благодарности. Она подозревала, что Лиам не до конца простит себе этот инцидент, и могла бы и дальше заверять его в невиновности, но Эддисон хотелось, чтобы он думал о ней как можно чаще. Эддисон знала, что подобное поведение эгоистично, но ничего не могла с собой поделать.
Потом друзья перешли на отвлеченные темы, позавтракали, а затем попрощались. Эддисон должна была заняться фотопроектом, а Лиам обещал встретиться с Викторией.
Любимая улица Эддисон в городе носила романтичное название Редвайн Авеню. Здесь располагался живописный парк с виноградными аллеями и резными фонтанчиками, уютные ресторанчики и различные бакалеи с импортными товарами. Спальный район, в котором она жила, тоже был красив, но ему недоставало людей. А для съемки они были необходимы.
Эддисон настроила нужные параметры камеры: подкрутила выдержку, чуть закрыла диафрагму. Пришлось использовать бленду из-за полуденного солнца. Но Эддисон знала, что дождется золотого часа[1] и сможет потом отобрать наиболее удачные снимки.
Первую «жертву» Эддисон застала выходящей из булочной. Хрупкая старушка в шляпке с маленькой собачкой на поводке закупилась целым пакетом круассанов. На снимке она мило улыбалась питомцу, маня его выпечкой. Следующим в объектив камеры попал сгорбленный музыкант. Он нес на спине контрабас в футляре с такой миной, будто собственное увлечение – непомерно тяжкое бремя.
Стрит-съемка отличалась от обычной только тем, что Эддисон не договаривалась заранее с моделями. Она снимала прохожих, запечатляя их эмоции в моменте. Ей такие кадры казались самыми искренними. Иногда на такие съемки вместо цифровой камеры Эддисон брала с собой старенький Поларойд, чтобы дарить людям яркие воспоминания. Одно такое фото могло растопить лед в сердце прохожего и даже подарить надежду. Эддисон нередко в этом убеждалась.
Постановочные фотосессии Эддисон невзлюбила почти сразу, как только взяла в руки камеру. Одними из первых клиентов для фотопроекта была молодая семья. Эддисон до сих пор помнила одну из своих первых работ в «Сыре»: мать, отец и ребенок. Они улыбались на камеру, дарили друг другу поцелуи. Но как только Эддисон перестала снимать, сразу разругались. Мать накричала на сына за излишнюю активность, а муж высказал жене, что она истеричная дура.