Притаившаяся смерть Москвы - стр. 8
Мефодий Петрович включил телевизор на панели приборов. Зал ГосДумы был полным, но депутаты ждали не президента, а выступление своего коллеги Смольного, который обещал исполнить новый «хит», над которым он работал более месяца. Смольному было пятьдесят семь лет, но он, по моде времени, всем говорил, что он юноша двадцати пяти лет.
Депутаты в полном составе собрались в Думе только потому, чтобы посмотреть по бесплатному думскому ТВ выступление Смольного. Вначале за кадром прозвучал голос Смольного, хриплый, сильный:
– Я в муках работал над этой песней. И, наконец, родил её. Я исполню её под рок-н-ролл пятидесятых годов.
И вот он выскочил на сцену прыжком, совершенно голый, прикрывая свой срам рукой, и закричал, страшно указывая пальцем в камеру:
– Я юноша, сейчас поставлю всех вас на уши!
В глубине сцены встала за инструменты группа «Подай – подай». И тотчас эфир потряс бешеный рок-н-ролл. А Смольный, лихо отплясывая на сцене, одной рукой прикрывая срам, а второй – угрожающе тыча в камеру и строго глядя в неё проницательным взглядом, завопил:
А зачем попу наган,
Если поп не хулиган!?
А зачем попу и нож,
Если поп не носит клёш!?
Мефодий Петрович изумлённо вскрикнул и едва-едва удержал машину на прямой линии.
– Мерзавец! Это моя песня далёкой юности! Я её сочинил сорок лет назад!
Депутаты ГосДумы вскочили со своих мягких кресел, аплодируя Смольному. Многие из них кричали:
– Браво, юноша Смольный!
Операторы телеканала показали реакцию юношей и девушек, которые в школах, колледжах, в ВУЗах смотрели утреннюю программу. Всюду была одна и та же реакция: юноши и девушки аплодировали и визжали. Успех выступления Смольного, как всегда, был великолепным.
Мефодий Петрович, тяжело дыша, остановил машину и вышел из салона, бормоча:
– Как он посмел украсть мою… мою… И я не смогу доказать, что песня моя. Никто не поверит. Смеяться будут надо мной, мол, решил примазаться к славе Смольного. Ну, и мерзавец!
А за его спиной в телеприёмнике уже звучал голос пресс-секретаря Патриархии:
– Владыка Вячеслав благословил Смольного, потому что действительно священнику нельзя держать в руках холодное и огнестрельное оружие.
Пресс-секретарь замолчал, глядя в одну точку и прижимая пальцем микронаушник в ушной раковине, потом вновь ликующе заговорил, счастливо улыбаясь на экране телевизора:
– Владыка узнал, что Смольный давно мечтал попасть в лоно церкви. Владыка решил собственной рукой крестить Смольного и рукоположить его в сан диакона за мирской подвиг.
Мефодий Петрович глубоко вобрал в лёгкие воздух, пришёл в себя и, кривя губы гримасой презрения, сказал: