Присвоенная, или Жена брата - стр. 26
Постепенно свечение кубка потускнело и вернулось к изначальному состоянию. Едва это случилось, отец провозгласил:
— Выбор сделан! Можете вытащить руки из кубка. Тот, чья ладонь будет помечена красным, избран свидетелем консуммации.
И Кассия, и Олаф, освободив руки, продемонстрировали ладони. На коже Олафа виднелась заметная алая полоса. Кубок выбрал его.
Я перевел взгляд на Фрею и заметил, как покраснели ее щеки. Ей было неловко при одной мысли, что кто-то будет за ней подглядывать. Тем более родной дядя.
Но это было только начало. Еще требовался свидетель от нашей семьи, и отец созвал всех к кубку. Я тоже пошел. Не мог не пойти. Я – часть рода Гидеонов.
В отличие от родных Фреи нас было много – сам отец, матушка, я, дядья и тети, их взрослые дети. Мы собрались у стола в плотный круг.
Я насчитал девять претендентов. Выбор у кубка богатый, но я все равно волновался, опуская в него руку по команде отца.
Если кубок выберет меня, это будет катастрофа. Я многое могу вынести – лишения военных походов, многочасовые сражения на поле брани, даже отказ девушки, которую безумно хочу, я принял и выдержал. Но я точно не справлюсь с этим.
Нет ничего хуже, чем смотреть, как та, о ком грезишь днем и ночью, достается другому.
Кубок снова ярко вспыхнул. Я не успел зажмуриться, и свет опалил глаза. Когда вспышка померкла, перед моим взором все еще плясали разноцветные круги. Я едва видел из-за них. Все мельтешило.
— Покажите ладони, — услышал голос отца и вместе со всеми продемонстрировал руку.
— Поздравляю, — хлопнул меня по плечу стоящий рядом кузен.
Я не сразу понял, о чем он. Посмотрел на свою руку, но проклятые цветные мушки мешали что-то разглядеть. Я изо всех сил напрягал зрение и, наконец, увидел – свою ладонь алую как от крови.
— Кубок выбрал второго свидетеля, — объявил отец. — Им стал Арнэй Гидеон.
Я нашел взглядом Фрею. Она тоже смотрела на меня. На этот раз она не покраснела, а побледнела. Ее кожа стала такой блеклой, что, казалось, Русалка вот-вот упадет в обморок.
Это все нереально, мне это кажется. На меня словно обвалился каменный потолок и погреб под собой заживо. Я не мог дышать, не мог думать. Я был раздавлен и уничтожен.
Я качнул головой, давая понять Фрее, что не виноват. Видят боги, я этого не хотел.
Но выбор сделан и обжалованию не подлежит. Быть мне свидетелем в первую брачную ночь брата. В данном вопросе возражения не принимаются. Моя семья свято верит, что кубок – особенный. Его считают чуть ли не хранителем нашего рода. Ослушаться его невозможно.