Приступить к ликвидации (сборник) - стр. 42
– Пойдем, пойдем, – подтолкнул его к дверям Игорь, – не трясись. Пойдем.
Он вывел его в другую комнату с потертым ковром на полу и кроватями, закрыл дверь и стянул полушубок.
Он стоял перед Виктором, еще не остывший от схватки, в форме, плотно облегающей сильное тело, подбрасывая в руке трофейный пистолет.
– Ну, – сказал Игорь, – быстро. Что взял у Ольги Вячеславовны?
– Это не я… Он пришел… Сказал, пойдем… Она на твой голос дверь откроет…
– Кто он?
– Андрей.
– Тот, что стрелял?
– Да.
– Пытал старуху он?
– Да.
– Кто тебе дал наган?
– Он.
– Где вещи?
– В шкафу, я все отдам…
– Ты думал, что убил ее?
– Да.
– Почему ты ударил ее?
– Андрей заставил, сказал, что надо помазаться кровью.
Густая волна ненависти захлестнула Игоря.
– Значит, кровью хотел замазаться? Чьей кровью? Ты бы лучше на фронт пошел, немного своей отцедил. Совсем немного. Значит, так, кто такой Андрей?
– Это человек, это человек…
– Я сам вижу, что не жираф. Кто он?
– Дядя мой имеет с ним дело.
– Кто дядя?
– Адвокат. Розанов его фамилия. Они у него дома живут, в Кунцеве.
– Ты, Игорь, молодец, – сказал Иван Александрович, с удовольствием глядя на Муравьева. – Вот только глаз он тебе подбил. Но ничего, намажь бодягой, пройдет.
Глаз Муравьева даже в тусклом свете лампы отливал угрожающей синевой.
– Иди, Игорь, работай с ними, узнай все про дядю Розанова.
Муравьев ушел. Данилов встал из-за стола, пересел на диван. Ему очень хотелось снять сапоги, вытянуть ноги и сидеть бездумно, чувствуя, как усталость постепенно покидает тело. А всего лучше закрыть глаза и задремать хоть ненамного, ненадолго. И чтобы сны пришли непонятно-ласковые, как в детстве.
До чего же смешно, что именно тогда, когда человек счастливее всего, ему так хочется переменить жизнь. Зачем стараться быстрее взрослеть? Прибавлять года, часами у зеркала искать на губе первый пушок усов. Зачем? Все равно самое доброе и прекрасное люди оставляют в детстве. Только в нем в мире столько красок, только в нем столько любви. Неужели в детстве он мог представить, что будет сидеть в этой маленькой комнате со столом, диваном, пузатым сейфом и картой на стене? Нет. Он-то тогда знал точно, что будет моряком или на худой конец авиатором, как знаменитый Сережа Уточкин.
Данилов даже услышал голос, поющий модную в те годы песенку:
Вот и все, что осталось у него от счастья. Старенький, прыгающий мотивчик, его хрипели все граммофонные трубы; желтая, твердого картона фотография матери и щемящая грусть, которая приходит к людям, так и не нашедшим счастья. Но закрывать глаза было нельзя. Потому что дел многовато накопилось.