Пристрастие к смерти - стр. 74
– Мистер Ларкин пишет: «Не подлежит сомнению, что идея стихотворения и какой-то его фрагмент или хотя бы строка приходят к автору одновременно». Вы с этим согласны, коммандер?
– Да, леди Урсула, согласен, пожалуй. Стихотворение начинается с поэзии, а не с идеи.
Он ничем не выдал своего удивления ее вопросом, потому что знал: шок, горе, травма по-разному воздействуют на людей, так что если такое странное начало облегчало ей дальнейший разговор, ему нетрудно скрыть свое нетерпение.
– Быть поэтом и библиотекарем если и необычно, то не так уж удивительно, но быть поэтом и полицейским представляется мне явлением эксцентричным, почти извращением.
– Вы считаете, что поэзия враждебна разоблачению или разоблачение – поэзии? – поинтересовался Дэлглиш.
– О, разумеется, последнее. Что, если муза настигнет… нет, это неверное слово, – если муза посетит вас в разгар расследования? Хотя, насколько я помню, коммандер, ваша муза в последние годы стала вас избегать, – заметила она и добавила с легкой иронией: – К нашему величайшему сожалению.
– Такого пока еще не случалось, – ответил он. – Вероятно, человеческий ум устроен так, что может одновременно осваивать лишь один опыт.
– А поэзия, конечно, весьма напряженный опыт?
– Один из самых напряженных.
Внезапно она ему улыбнулась, и улыбка озарила ее лицо почти интимной доверительностью, словно они были давними спарринг-партнерами.
– Вы должны меня извинить. Подвергаться допросу следователя – дело для меня новое. Если существует уместная в таких случаях форма диалога, то я ее еще не нашла. В любом случае благодарю, что не стали обременять меня выражением сочувствия. На своем веку мне довелось получать слишком много официальных соболезнований. Они всегда казались мне либо нескромными, либо неискренними.
«Интересно, – подумал Дэлглиш, – что бы она ответила, если бы я сказал: «Я знал вашего сына. Не то чтобы близко, но знал. Согласен, что вы не нуждаетесь в моих соболезнованиях, но если бы мне удалось найти нужные слова, они не были бы неискренними»?»
– Инспектор Мискин сообщила мне печальную новость с тактом и пониманием, за которые я ей благодарна. Но она, разумеется, не могла или не захотела сказать что-либо сверх того, что мой сын мертв и что на его теле имеются определенного рода раны. Как он умер, коммандер?
– У него было перерезано горло, леди Урсула. – Смягчить суровую реальность факта возможным не представлялось. Дэлглиш добавил: – С ним был бродяга Харри Мак, он умер так же.
Почему ему показалось важным упомянуть о Харри Маке, Дэлглиш и сам не знал. Бедняга Харри вопреки своим принципам и помимо воли стал публичной персоной в силу демократичности смерти – окоченевшему телу Харри уделили куда больше внимания, чем оно когда-либо получало при жизни.