Пришедшие с мечом - стр. 30
– Je me rends, je me rends![10] – сипел тот.
Через несколько минут всё было кончено; уцелевшие французы сбились в кучку в центре кольца из казаков. К Игнату подъехал всадник в синем кафтане, казацкой шапке и с Георгиевским крестом на груди.
– Ты настоящий богатырь! – воскликнул он. – Я был бы рад видеть тебя среди мстителей за поруганное Отечество, смывающих пятно позора вражьей кровью!
– А нашим кто защитой будет? – спросил Игнат. – Остались одни хворые, да бабы, да старики, да вон, – он мотнул головой в сторону гордого паренька, вовремя приведшего подмогу.
Крестьяне прятались в лесу в наскоро выкопанных землянках. Пищали младенцы, мычали коровы, которых пора было доить, дымили костры, разведенные под котлами. Бабы испуганно прижимали к себе детей и крестились, глядя на французов, которых гнали казаки, а те не сводили глаз с котлов.
– Клеб! – не выдержал один. – S'il vous plaît, madame! S'il vous plaît![11]
Он тыкал пальцем себе в открытый рот, показывая, что голоден. Пошушукавшись с бабами, один из крестьян с опаской приблизился к пленным, сидевшим прямо на земле, подал им котелок с вареной картошкой, поверх которой лежал кусок говядины, и завернутый в тряпицу каравай. Всё это было уничтожено почти мгновенно; мужику вернули котелок с изъявлениями благодарности, на которые он, осмелев, отвечал: «Ешьте-ешьте, на здоровье».
Захватив с собой мешок картошки и увязанное охапками сено, казаки собрались уезжать.
– Эй, а с этими что делать? – встревожился Игнат.
Георгиевский кавалер садился на коня.
– Пленных мы оставляем вам, – объявил он громко. – Накормите и напоите их хорошенько. – И добавил шепотом, свесившись с седла к Игнату: – А когда уснут, уважьте их по-свойски. Сабли их сложены вон в том шалаше.
Гвардия разместилась удобнее всего – в Кремле и по монастырям: в Донском, Даниловом. Офицеры жили в кельях, солдаты пользовались запасами крупитчатой муки, вина и свечей, монахов употребляли в работы; в Новодевичьем и Страстном монахини ухаживали за ранеными и больными, превратив трапезную в госпиталь, – лишь бы в церкви ничего не трогали и позволяли служить обедню (кстати, тоже развлечение). Офицеры итальянского корпуса Евгения де Богарне, пасынка императора, заняли флигели и павильоны Петровского Путевого дворца, генералы разбрелись по летним дачам, рядовые же оставались в чистом поле. Пианино и канапе, вывезенные из московских особняков, были сложены в огромную пирамиду – их сжигали на кострах вместо дров. (Ах, как их не хватало в Москве!) Сваренную в котлах кашу солдаты ели с серебряной посуды, а вино пили из драгоценных кубков. Белый хлеб и мясо мародеры продавали втридорога, оставалось есть соленья и сласти – их было заготовлено вдоволь.