Природа человеческих конфликтов: Объективное изучение дезорганизации поведения человека - стр. 29
Однако вопрос о том, какой процесс скрыт между моментом раздражителя и моментом открытого ответа, оставался решающим для психологии. Отказаться от разрешения его и признать, что мы
бессильны объективно установить, является ли реакция результатом спокойного планомерного процесса или латентный период связан с резким возбуждением и борьбой отдельных противоречивых тенденций, – признать это значило оставить надежды на то, что структура психологических актов когда-либо станет предметом действительно научного исследования.
Мы возьмем самый простой пример. На предъявленное слово «портрет» наш испытуемый отвечает словом «краски»; нам известно время его реакции и в нашем протоколе записан точный его ответ. Однако знаем ли мы структуру процесса, который привел его к этой реакции? Ведь в одном случае он может прийти к этому ответу непосредственно, вспомнив своего знакомого художника и его палитру с красками; в другом – данный им ответ может быть уже не первым, пришедшим ему в голову: слово «портрет» может напомнить ему человека, чей портрет он хотел бы иметь, но чье имя он не хочет произнести; он оттесняет появившуюся тенденцию ответить именем своей знакомой, подбирает другое слово, и тот ответ «краски», который мы получаем, на самом деле является лишь второй, замещающей реакцией, к которой наш испытуемый пришел после торможения предварительного, нежелательного для него ответа. Самонаблюдение испытуемого и соответствующий опрос иногда могут выявить такую структуру ассоциативной реакции; в других случаях, когда торможение первой реакции носит аффективный характер и связано с некоторыми неприятными для испытуемого, компрометирующими его воспоминаниями (а такие случаи представляют для нас особенный интерес), мы не имеем никаких оснований надеяться на откровенность нашего испытуемого и структура латентного периода остается для нас закрытой. В случаях, когда мы имеем перед собою преступника, не признавшего своей вины, или истерика, скрывающего свои аффективные комплексы, эти двери закрываются перед нами еще плотнее и надежда проникнуть в структуру латентного периода через субъективный анализ исчезает вовсе.
Однако и при наиболее полном и «честном» отчете испытуемого мы не можем считать свое положение достаточно благоприятным. Если мы можем в этом случае с достаточной полнотой узнать содержание оттесненного слова и мотива, толкнувшего на такое оттеснение, то самая нейродинамическая структура имеющего здесь место процесса не становится для нас более ясной. Сопровождался ли этот процесс известным нейродинамическим возбуждением или нет, была ли здесь налицо лишь общая интенция к произнесению какого-нибудь слова или оттесненный импульс был уже достаточно оформлен и почти дошел до своего моторного конца – все эти вопросы остаются недоступными для субъективного анализа, и самый подробный отчет не облегчает здесь положения экспериментатора.