Принуждение и боль - стр. 22
У этого человѣка должно быть милосердная душа, разъ онъ передалъ тебѣ письмо немедля. Кажется, я буду его видѣть по два раза въ день – утромъ и вечеромъ. Этотъ вѣстникъ нашего горя станетъ мнѣ такъ же дорогъ, какъ когда-то былъ дорогъ вѣстникъ нашего счастья…
Сократъ выпилъ чашу съ ядомъ, но онъ по крайней мѣрѣ могъ въ тюрьмѣ видаться съ женою и съ дѣтьми. Какъ жестоко быть разлученнымъ съ тобой! Величайшій преступникъ былъ бы наказанъ черезчуръ строго, если бы его разлучило съ такой Люсилью иное, чѣмъ естественная смерть, доводящая до сознанія горечь разлуки лишь на мгновенье… Но преступникъ не могъ бы быть твоимъ супругомъ; ты полюбила меня вѣдь за то, что я жилъ для счастья моихъ согражданъ.
Вопреки моему смертному приговору, я вѣрю, что есть Богъ. Моя кровь искупитъ мои ошибки и человѣческія слабости, а за то, что было во мнѣ хорошаго, – за мое мужество, за мою любовь къ свободѣ – за это Господь мнѣ воздастъ! Когда-нибудь я снова увижусь съ вами, – о Люсиль, о Анетта! Хорошо, что при моей чувствительности, смерть по крайней мѣрѣ избавитъ меня отъ лицезрѣнія столькихъ злодѣевъ! Развѣ это ужъ такое большое несчастіе? Прощай, моя Люлю, прощай, жизнь моя, мое земное божество. Я оставляю тебѣ славныхъ друзей, – все, что есть мужественнаго и чувствующаго. Прощай, Люсиль! Моя Люсиль! Моя милая Люсиль! Прощайте – Горацій, Анетта, Адель, отецъ!
Я чувствую, какъ отлетаетъ отъ меня жизнь. Я вижу еще Люсиль, вижу ее, мою дорогую возлюбленную! Моя Люсиль! Мои скованныя руки обнимаютъ тебя, мои глаза, вдали отъ тебя, устремляютъ на тебя свой меркнущій взглядъ!
Фихте – Іоганнѣ Маріи Ранъ
Іоганнъ ФИХТЕ (1762—1814), замѣчательный философъ, въ 1788 г. познакомился въ Цюрихѣ, гдѣ онъ жилъ въ качествѣ домашняго учителя, съ Іоганной Ранъ – племянницей Клопштока, на которой онъ черезъ 4 года женился.
Дорогая подруга! Ни слова о той жадности, съ которою я, неловко, какъ воръ, спряталъ ваше письмо, поспѣшилъ домой, заперся въ своей комнатѣ и не проглотилъ его, какъ голодный, что дѣлаю обычно, а медленно, съ наслажденіемъ просмаковалъ, строка за строкой.
…никогда еще не чувствовалъ я къ женщинѣ того, что чувствую къ вамъ. Такого искренняго довѣрія, безъ тѣни подозрѣнія, что вы можете играть роль, безъ тѣни желанія скрывать отъ васъ; такой жажды представляться вамъ именно такимъ, каковъ я есть; такой привязанности, въ которой полъ не игралъ ни малѣйшей, хотя бы самой отдаленной роли, – ибо глубже знать свое сердце не дано ни одному смертному; такого истиннаго преклоненія передъ вашимъ умомъ, такой полной покорности вашимъ рѣшеніямъ – я еще никогда не испытывалъ… Вдали отъ васъ смогу ли васъ забыть? – Развѣ можно забыть совсѣмъ новый способъ существованія и его причину? Или, быть можетъ, я когда-либо позабуду быть искреннимъ? Или, если я могу забыть это, то заслужу и то, чтобы вы заботились о томъ, какъ я о васъ думаю.