Принцип Полины - стр. 8

– Теперь я ваша.

Я не из тех, кто за словом в карман не лезет, – это одна из причин, приведших меня в литературу. Я ответил «спасибо», и она стала передавать мне экземпляры, расшифровывая лаконичные карточки хозяйки и дополняя их по памяти. Полина посещала заключенных в тюрьме по выходным – в основном тех, у кого не было родных. И вот уже год помогала мадам Вуазен в тюремной библиотеке.

Я впитывал ее слова, раздувая ноздри. Вблизи ее запах напомнил мне шкаф моей бабушки: сушеная лаванда и пчелиный воск соперничали в нем с геранью и чуточкой нафталина. Неожиданный запах для двадцатилетней оторвы, но он ей шел. Запах-телохранитель. Чуть накрахмаленная серьезность, антимоль для сумасбродства, свойственного ее возрасту.

Сообразив, что уж слишком заметно ее обнюхиваю, я спросил:

– А чем вы занимаетесь?

– Студентка.

– Литература?

– Информатика.

Она почти прошептала это слово, едва шевельнув губами и слегка покраснев, словно признавалась в сексуальных предпочтениях.

– Я учусь в Высшей школе информатики – заочно, через сеть Телетель, так что на романы трачу четверть часика перед сном, чтобы доставить удовольствие Жанне, – пояснила она тем же тоном.

Я сказал «ничего страшного». Первое, что пришло в голову. В горле у меня пересохло, и виной тому был не только потрескивающий электрический конвектор, больше сушивший воздух, чем согревавший. Полина с воодушевлением, от которого восхитительно волновалась ее грудь, рассказывала мне, как трудно ей было убедить Жанну, что компьютер не убьет книгу, совсем наоборот. На своем пауэрбуке она сделала электронный тематический каталог и надеялась со временем оснастить магазин веб-навигатором. Для меня той зимой 1994 года все это было китайской грамотой, однако я кивал с видом знатока, чувствуя нарастающее с каждой секундой возбуждение.

– Ну все, за работу! – прикрикнула она на меня, как будто я пытался ее отвлечь. – Мариза Бурдо, пятьдесят четыре года, подделка документов, срок пять лет, ждет перевода в колонию, чудесная женщина, двое детей, но совсем опустилась. Напишите: «Маризе, Шарлотте и Зоэ». И не забудьте поблагодарить за картину.

Отрываясь от подписей и будто бы глядя в пространство в поисках мало-мальски личной нотки в моих сердечных пожеланиях, я украдкой косился на синий в белый горошек бюстгальтер, то и дело мелькавший между двумя пуговками ее блузки. По ассоциации мне вспоминался галстук Жильбера Беко. И его песня «Натали» о красивой русской переводчице, которая на Красной площади говорила ему «штампованные фразы об Октябрьской революции».