Принцесса на горошине. Не такая, как все - стр. 54

За окном шел дождь. Я спустилась на первый этаж, остановилась перед большим окном, глядя на деревья в саду. Мокрые, будто нахохлившиеся

Папа всегда просыпался рано. И иногда, когда я вставала с постели в одно время с ним, мы не по одному часу могли сидеть на кухне, пить какао, под звук тараторившего телевизора, и болтать обо всем на свете.

Как же мне не хватает папы… С его авторитарным мнением и благими намерениями. Никогда не пойму, как ему удавалось совмещать в себе столь разные черты. Но он был самым лучшим отцом, без сомнения.

Не смотря на то, что умудрился скрыть от меня.

Я окончательно определилась со своим отношением к истории моего рождения. Поняла, что не правильно судить чьи-то поступки или решения. В конце концов, это не моя история, а история моих родителей. Их отношения, их разочарования, их потери. Я, хоть и росла без матери, и это весьма печально, но моё детство было замечательным. И благодарить за это я могу только отца.

Поэтому и злиться на него у меня не получается.

В гостиной на барной стойке лежал телефон Димки. Наверняка, оставил он его по случайности, обычно никогда без присмотра не оставлял. Да и сегодня я бы на него внимания не обратила, если бы он не зазвонил. Я некоторое время смотрела на светящийся экран, затем кинула взгляд на часы. Начало восьмого. Для звонков посторонних людей было рановато. Поэтому я приблизилась, чтобы увидеть, кто звонит.

На экране значилось короткое «Жена». И от этого слова у меня в первый момент замерло сердце, от острого чувства вины, а затем я машинально протянула руку за телефоном. Приняла вызов, поднесла его к уху, но молчала.

– Дима, – позвали в телефоне. – Дима, как хорошо, что ты ответил. Нам нужно поговорить!

Я хотела сбросить звонок. Правда, хотела. Сказать мне, точно, было нечего. Я была мерзавкой, разлучницей, предательницей семейных ценностей, пусть и чужих. И сама себя презирала. Каждый раз, как Дмитрий Алексеевич отходил от меня на приличное расстояние, и я начинала соображать, а не заботиться только о своих интересах, чтобы не чувствовать себя одинокой, то начинала себя презирать. Гадкое чувство.

Пока всё это крутилось у меня в голове, прошло несколько секунд, я продолжала держать трубку у своего уха, а Оксана тоже замолчала, а потом вдруг спросила:

– Марьяна, это вы?

Я чуть телефон из рук не выронила от ужаса того, что меня поймали.

– Извините, – вырвалось у меня. – Мне не нужно было отвечать на звонок.

В трубке ненадолго повисло молчание, после чего Оксана сказала:

– Хоть вы взяли. Дима уже несколько дней со мной не общается.