Принцесса и Дракон - стр. 28
Арман и Эмильенна вошли в собор. Внутри царили не меньшее запустение и разрушение, чем снаружи. Неудивительно, ведь священников, в первую очередь парижских, заставляли принимать присягу на верность республике. А могут ли искренне радеть о храме те, кто ради спасения своего или даже всего лишь из боязни лишиться прибыльного места, способны предать то, чему служили, то, во что верили?! Робеспьер пытался проводить в Нотр-Дам заседания Конвента, устраивать празднования в честь новоявленных революционных торжеств. Все это добавило новых ран и без того истерзанному собору. В последнее время среди приверженцев республики все чаще звучала идея о сносе храма. Он был объявлен старым, бесполезным, бессмысленным, изжившим себя, как и религия, которой поклонялись в его стенах столько веков. Как ни странно, но тем, что все еще существовал, Нотр-Дам был обязан главным своим злодеям Жан-Жаку Руссо – идеологу «гражданской религии» и страстному его последователю – Максимилиану Робеспьеру, который и предложил сделать собор Храмом Разума. Несчастные камни, мрамор, уцелевшие витражи еще не знали, как страшно осквернены они будут через несколько месяцев, когда полуобнаженная распутная оперная певица – мадемуазель Мейяр будет возлежать на алтаре, и распевать гимны, изображая Богиню Мудрости.
Войдя в храм, Эмили опустилась на колени и перекрестилась. Учитывая то, что Ламерти так и не выпустил ее правую руку, сделать это было непросто. Арман резким движением поднял ее с пола и повел куда-то вглубь собора. Там он наконец отпустил Эмильенну, оставил ее у стены, затем подошел к какому-то невзрачному человеку, сунул ему в руку несколько монет и что-то негромко сказал. Человек кивнул, поблагодарил и жестом пригласил следовать за ним. Ламерти опять взял девушку за руку и вслед за своим проводником они стали подниматься вверх по винтовой лестнице. После долгого подъема, при котором у Эмильенны от частых поворотов закружилась голова, они оказались у небольшой двери. Проводник толкнул ее и вывел молодых людей на свежий воздух.
Эмильенна ахнула! Под ней расстилался Париж, рядом жутковато ухмылялись горгульи и химеры, над головой так низко, что казалось, можно коснуться, проплывали розовато-серые облака, а сильный, свежий ветер бил в лицо, растрепывая волосы. Они были на крыше Нотр-Дам!
От восторга у девушки перехватило дыхание. Она не видела ничего кроме города и неба. Не видела, как незаметно исчез невзрачный человек в рясе, забыла о существовании Ламерти, стоявшего рядом. Но тот, давши ей пережить первое потрясение, решил напомнить о себе.