Приключения Робинзона Крузо. Перевод Алексея Козлова - стр. 54
По окончании моих титанических трудов я с упорством умалишённого стал вести дневник, до мельчайших подробностей вписывая в журнал события минувшего дня. В первые времена моя удручённость превалировала над здравым смыслом, и это очень сказывалось на содержании моего дневника, делая его свалкой кладбищенских псалмов и тоскливого волчьего воя отчаявшегося человека. Здесь я стал понимать простолюдинов. Многие из них, удручённые нищетой, отсутствием самого необходимого, понукаемые и гонимые, жили жизнью диких зверей, ощущая свою ущербность на фоне богатств разных жуликоватых плутократов. Я помню, как говорил мой отец: «Народные песни в массе своей – тоскливый, отчаянный волчий вой!», а ведь он был полностью прав!
Вот к примеру запись от 30 сентября 1659 года:
«Едва я выбрался на побережье и почуял, что Смерть больше не гонится за мной, меня стало жестоко тошнить мерзкой солёной морской водой. Я наглотался ею до самого кадыка. Нет ничего отвратительнее – наглотаться сверх меры холодной морской воды! Проблевавшись, я стал потихоньку приходить в себя, и будучи неслыханно слаб, как ни странно, посвятил свою время отнюдь не славословию господу, а проклятию своему злосчастию. Я бегал по берегу и проклинал всё на свете. Ломая руки, я лупил себя по лицу и голове, я исступлённо горланил, повторяя, как попугай: «Гибель! Гибель! Я обречён!» Наконец силы оставили меня и я рухнул на землю без движений.
Много дней после этого я не мог смириться со всоим безвыходным положением, и каждый день выбегал на берег, забирался на самое возвышенное место и в бессмысленной надежде вперивал взор в пустынное море, вперивал, надеясмь увидеть там спасительный парус. Моя безумная надежда рождала видения, И несколько раз мне казалось, что на горизонте мелькнул белый парус, вестник надежды. В эти мгновения сердце моё переполнялось радостью, и я бегал по берегу, прыгал и плясал, как оглашенный! Я вперялся в размытое белое пятно на горизонте, едва ли понимая, что вижу мираж, что предаюсь самообману, но, видит бог, это был спасительный самообман. И только убедившись, что никакого паруса на горизонте нет, я впадал в полное отчаянье и начинал безутешно рыдать, подобно ребёнку, который сунул руку в огонь и теперь плачет от осознания собственной глупости.
Но в те редкие мгновения, когда разум возвращался в мою потерянную голову, когда мог совладать собой, я принимался за насущные труды – приводил в порядок своё хозяйство, принимался за строительные работы, начинал изготавливать домашний инвентарь, и заходился от гордости за свои шедевры – стол и стул, когда наконец обеспечил себя какими-то удобствами, которые с натяжкой, правда, но можно назвать комфортом, и даже, что почти представить себе невозможно в тех условиях – вёл дневник! Я, венец Вселенной жил один на необитаемом острове и вёл Дневник!