Приключения Гекльберри Финна - стр. 20

О, да, замечательное у нас правительство, замечательное. Да посмотри ты! Там был свободный ниггер из Огайо – мулат, почти совсем белый, как белые люди. У него была самая белейшая рубашка, которую вы когда-либо видели, и самая блестящая шляпа! В этом городе нет человека, у которого такая прекрасная одежда, как у него; и у него золотые часы и цепочка, и серебряная трость – ну просто какой-то ужасающий набоб в государстве. И что ты думаешь? Они сказали, что он был учителем в колледже и мог говорить на всех языках и знал все. Вот так повод. Они сказали, что он может голосовать у себя дома. Ну, это меня взорвало. Вот я и думаю, до чего докатилась страна? Это был как раз день голосовани я, и я собирался пойти и проголосовать, если не буду слишком пьян, чтобы туда добраться, но когда они сказали мне, что в этой стране государство, где они разрешают этому негру голосовать, я отвалил. Я говорю, что никогда не буду голосовать. Вот мои слова, и я говорю, слушайте меня, пусть эта страна провалится в тартары – я никогда не буду голосовать, пока я жив. И смотри, как классно ведёт себя этот ниггер – он не уступил бы мне дорогу, если бы я не оттолкнул его. Я говорю вам, почему этот негр не выставлен на аукционе и не продан? Я хочу знать, почему? И что ты думаешь, что они ответили? Ха, они сказали, что он не может быть продан, пока не проживёт в Штате шесть месяцев, а он еще не был там так долго. Вот, вот, это образец для нас! Они называют это законодательством, по которому нельзя продать вольного ниггера, пока он не находится в государстве шесть месяцев. Вот правительство, которому всё позволено, и оно правит, и думает, что это правление, когда нужно морочить голову целых шесть месяцев, прежде чем оно сможет завладеть беглым, воровским, адским, бело-безголовым вольным ниггером, и…

Папаша до того распалился, что уже не замечал, куда его несут его старые ноги, тут он наткнулся на бочонок с солёной свининой и полетел вверх тормашками, ободрав себе коленки, а потом стал поливать ниггеров и правительство самым отборным матом, хотя и бочонку тоже прилично от него досталось. Он прыгал по избе, сначала на одной ноге, а затем на другой, держась то за правую голень, то за левую, и, наконец, внезапно выбросил левую ногу и обвалил бедный бочонок грохочущим ударом. Но это было очень неразумно, потому что на нём был ботинок, из которого торчали в разные стороны два голых пальца, так что в итоге он так завопил, что у меня на голове волосы встали дыбом. На нагорную проповедь он сейчас был точно не способен! Он повалился в самую грязь, стал кататься по полу, схватив ушибленные пальцы, и повадился вопить и ругаться так, что его прежняя ругать по сравнению с этой была просто нежным детским лепетом. Он сейчас это подтвердил своими воплями. Ему привелось послушать в стародавние, лучшие времена ругань старого Соубера Хэгана, и теперь он, по его словам, положилего криком на обе лопатки, но я счёл это всё же преувеличением.