Приключения англичанки в Милане - стр. 18

Что она такого сказала?

Данте стоял неподвижно, если не считать руки с деревянной ложкой, которой он помешивал что-то на сковороде. Свет, отражавшийся от массивного стального корпуса наручных часов, действовал гипнотически. Джели могла бы наблюдать за ним бесконечно.

– Ну как, успокоился?

– Спит и видит сладкие сны. У котов в жизни все так просто. – Джели протянула листок об аренде, который так усложнил ее собственную жизнь.

Данте увернул огонь и взял листок.

– Никакой ошибки быть не может.

– Да, но у меня телефон синьоры Франко. – Джели сжимала в руке мобильник, по которому только что звонила сестрам, сообщая, что добралась благополучно. – Если я ей позвоню, вы сможете с ней поговорить?

– Конечно.

Казалось, она целую вечность ждала соединения. Трубку так и не взяли.

– Не отвечают?

– Сообщение было на итальянском, но «абонент недоступен» звучит одинаково на всех языках.

– Анжелика, скажите, откуда у вас такое потрясающее самообладание?

На мгновение она задержала дыхание и медленно выдохнула:

– Самообладание?

– Я знаю не многих женщин, да и мужчин тоже, которые, узнав, что их обманули с жильем, не стали бы швыряться чем попало.

– О-о! Я не выхожу из себя.

– Как вам это удается? Может, поделитесь своим секретом с Лизой?

– Могу предложить йогу. Главное – правильно дышать.

Данте снова повернулся к плите и молча стал очень медленно помешивать соус.

Проклятье, она его совсем не знает. Может, он и жалел, что целовался с ней, но проявлял доброту, хотя совсем не обязан. Не кричал на нее, не вышвырнул вон вместе с котенком, после того как они устроили в кафе такой переполох.

Джели сделала вдох, как предписывает йога.

– Я много плакала, когда умерла мама. У меня возникли проблемы в школе, а сестры расстраивались, потому что ничем не могли помочь. – Она никому об этом не рассказывала, и теперь ее слова звучали тихо и отрывочно. – Я хотела остановиться, но не знала как.

– Сколько вам было лет?

– Восемь. – Оставалось два дня до ее девятого дня рождения.

– Восемь? – Данте резко обернулся. – Madre de Dio.

– У нее был рак. Очень агрессивная форма. Диагноз поставили, когда ей оставалось жить всего несколько недель.

– Non c’e niente che posso dire, – сказал он. И повторил по-английски: – Я не знаю, что сказать.

– Здесь нечего сказать. Никакие слова, даже целое море слез, ничто не может изменить того, что случилось.

– Значит, вы перестали плакать, когда поняли, что это ничего не изменит?

– Данте, мне было восемь лет! – Какое там самообладание.

– Тогда что? Вы были слишком маленькой, чтобы философствовать, но с вами явно что-то произошло.