Приказано выжить - стр. 18
– Нет. Неверно. Я перевез через границу не только фрау Кирштайн, но и двух ее детей.
– Кто она?
– Беженка. Ее муж работал у нас на заводах Круппа, специалист по часовой технике, швейцарец... Погиб... Она стояла на дороге, только что кончился налет варваров...
– Каков возраст детей?
– Грудные... Я, увы, плохо разбираюсь в их возрасте... Они очень пищали...
– Где она вышла в Швейцарии?
– В Берне.
– Возле отеля?
– Да.
– Название?
– «Золотая корона»...
Мюллер пожал плечами:
– Почему республиканская Швейцария так любит королевские названия, связанные с атрибутами тиранической власти?
– Я думаю, у нас вскорости названия всех отелей станут, наоборот, избыточно республиканскими... Каждый с обостренным интересом относится к тому, чего лишен сам.
– Хм, вероятно. В Берлине наверняка появятся отели «Русский двор», «Калинка» и «Самовар»...
– А в Мюнхене «Уолдорф Астория» и «Пансильвания», – добавил Штирлиц.
Мюллер кивнул, потянулся устало, спросил:
– А кого вы искали в пансионате «Вирджиния»?
– Вы следили за мной в Швейцарии?
– Я прикрывал вас.
– В таком случае отвечаю: в «Вирджинии» я искал профессора, который контактировал с пастором.
– Почему пастор сам не пошел в «Вирджинию»?
– Потому что я инструктировал его о мерах безопасности. Профессор... я запамятовал его имя... не пришел к пастору на встречу... Весьма информированный человек, представлял какую-то группу в рейхе, глубоко законспирированную... Отчего-то покончил с собой...
Мюллер достал из кармана френча – ленивым, медленным жестом – маленький листочек, положил на стол перед Штирлицем:
– Именно он притащил на нашу конспиративную квартиру эту шифровку. Помните, я показывал ее вам, когда мне пришлось посадить вас в камеру? Любопытно, не правда ли? Шифр точно такой же, как у радистки, очаровательной молодой мамы...
«Если он заставит меня писать левой рукой, будет плохо, – подумал Штирлиц, разглядывая свою шифровку. – Надо заранее подготовить себя к этому. Провал? Случай? Или он ведет игру? Но Борман вряд ли стал бы говорить со мной так, как говорил, сообщи ему Мюллер о своих подозрениях».
– Вы подозреваете меня, группенфюрер?
– В определенной мере.
– И какова эта мера?
– Я подозреваю вас в том, что вы начали свою игру. Эдакая, знаете ли, «минивольфиада»... А почему бы и нет? По-человечески я могу вас понять – в нашем государстве «национальной общности» каждый сейчас думает только о себе.
– А если я действительно веду такую игру? – медленно спросил Штирлиц. – Если я скажу вам, что я играю свою партию, не очень-то полагаясь даже на вас, хотя ваш план уйти в тот миг, когда здесь будет грохотать канонада союзников, представляется мне оптимальным. Ведь вы до сих пор не сказали мне: с кем мы станем уходить? Куда именно? Каким образом? Вы хотите быть хозяином предприятия, но я в ваше предприятие вкладываю не деньги, а жизнь. Поэтому я так трепетно и аккуратно вел себя с пастором.