Приходи, мы тебя похороним - стр. 48

Анфиса подняла рыдающую тётку. Та сопротивляться не стала, но вдруг порывисто обняла её, сунула в руки деньги, и, не взглянув на испуганную разыгравшейся сценой девочку, шатаясь, как пьяная пошла к калитке.

– Как зовут-то её? – крикнула вдогонку ей растерявшаяся Анфиса.

– Люда, Людмила, – ответила Евдокия, на секунду обернувшись. – Будь ей матерью, прошу тебя. Свою мать она не помнит…

***

Через несколько дней Евдокия умерла в городской больнице. Всё это время Анфиса навещала её там вместе с маленькой Людой, а когда тётки не стало, похоронила её на деревенском кладбище рядом с могилой Тамары.

– Мама… – потянула Анфису за руку Людмила, стоявшая рядом с ней у двух холмиков сырой, остро пахнувшей земли. – Пойдём домой, я есть хочу и замёрзла.

– Кто тебе сказал, что я твоя мама? – вздрогнула Анфиса.

– Бабушка, – ответила девочка. – А ещё она говорила, что ты хорошая, но очень несчастная.

Анфиса осторожно сжала её ладошку:

– Ну что ты, дочка, я счастливая. Ведь у меня теперь есть ты…

Вернувшись из Касьяновки домой, Людмила прошла мимо старшей дочери, не замечая её осуждающего взгляда, а когда Соня окликнула мать, даже не повернула к ней голову. Но девушка не отставала от неё:

– Мам! Я тебя спрашиваю, Люба где? Ты что, бросила её?

Людмила остановилась и со злостью посмотрела на дочь:

– А тебе какое дело?! Что ты лезешь ко мне в душу, а? – она наступала на Соню с такой яростью, что той невольно пришлось сделать несколько шагов назад. – Своих нарожай, а потом умничай! Вон какая кобыла выросла! Я в твоём возрасте уже Андрея нянчила! А ты? Что, неужели ни один кобель ещё не оприходовал тебя? Вымя-то вон какое, любая корова позавидует. И зад крепкий, мужики такие любят. Или в деревне ослепли все?

– С ума сошла? – испуганно проговорила Соня. Каждое слово матери больно хлестало её, словно плетью, и жаром стыда опаляло лицо. – Ты что такое говоришь? Разве так можно?

– Что? – злобно расхохоталась Людмила. – Не нравится? Вот и ко мне не лезь, поняла?! Пропусти!

Она больно толкнула дочь в плечо, прошла на кухню, где достала из буфета бутылку перцовой настойки и налила себе полный гранёный стакан, который тут же выпила практически залпом. Потом села к столу, уронила голову на руки и завыла по-бабьи:

– Господи-и-и… Алешенька! Как жить-то мне тепе-е-ерь без тебя?

***

Соня постояла немного на пороге, потом вышла во двор и, обессиленная, опустилась на ступеньки крыльца. По её круглым, налитым молодым соком щёкам, текли крупные слёзы. Неужели кто-то сглазил их семью? Ведь всё было так хорошо. Ещё совсем недавно мама любила петь и смеяться, а папа не сводил с неё влюблённых глаз и, хотя иногда ворчал на неугомонную жену, все видели, как он с ней счастлив. Они всегда были вместе, и в поле, и дома, и на отдыхе. Дочери и сыновья тоже постоянно крутились рядом с ними, помогали, по мере сил, охотно отзывались на любую просьбу.