Приговоренные к жизни - стр. 7
– Но как же вы…?
– … ты – последовала немедленная поправка.
– Как же ты…? – машинально повторил Павел Семенович и замолчал, толком не представляя, что именно ему следует спросить.
– Ты знал Реувена? – прозвучало от окна. Он судорожно кивнул. В горле внезапно пересохло и, казалось невозможным произнести хотя бы слово. А человек у окна продолжал:
– Помнишь, как несколько еврейских семей, в слепом порыве ассимиляции, послали своих детей в литовскую гимназию? Там еще были Реувен Фаенсон и Натан Йозефавичус. Так ведь, Натан?
Натан! Это же его имя! Так его звали давным-давно, много лет тому назад, еще до провонявшего смертью окопа в Померании, до подслеповатых коридоров артиллерийского училища, до бесчисленных пыльных гарнизонов. Он задвинул это полузабытое имя далеко-далеко, в темные подвалы памяти, туда, где хранились острые шпили Святой Анны, синагога на Еврейской улице, замок Гедиминаса на холме и обрыв в Понарах. И теперь он узнал человека у окна. Это Павел Вуколов не знал его, да он и не мог знать. Но Натану Йозефавичусу был хорошо знаком тот, с кем он просидел долгие три года за одной партой. Натан невольно отошел на шаг назад и скорее прохрипел чем сказал:
– Так это ты?!
Человек у окна казалось не слышал его и продолжал:
– … Учитель Лошоконис рассадил их среди литовских детей. Натану досталось сидеть…
– Альгис? Ты Альгис? Альгис Вайткус? – Натану наконец-то удалось совладать со своим голосом.
– Я был Альгисом Вайткусом.
– И ты..
– Да, Альгис расстреливал людей в Понарах. Молодой, неопытный дурак.
Вселенная решительно не собиралась вернуться в свое исходное состояние. Все было неправильно, все было не так, все было вывернуто наизнанку. "Почему он говорит о себе в третьем лице?" подумал Натан. Наверное, он сказал это вслух, потому что Альгис ответил ему:
– Не знаю. Мне так удобнее – его слова прозвучали неуверенно, видимо он и сам не понимал себя, как-будто и его мир был вывернут наизнанку.
– И ты убил Фаенсонов!? – на Натана начала накатываться неконтролируемая волна гнева.
– Нет, их убил Энрикас Клокке. А Альгис убил Лошоконисов.
Понары, Литва, 1942
– Тебе следует называть меня Генрих>11-– сказал Энрикас Клокке ровным, глубоко модулированным голосом. Помолчав, он продолжил:
– Впрочем – нет. Будет лучше, если ты будешь обращаться ко мне – господин лейтенант.
Лейтенант Клокке выглядел солидно до невозможности и форма Вермахта сидела на нем почти как влитая. Именно это "почти", оставляло смутное подозрение в том, что носитель ее еще не совсем с ней обвыкся. Как известно, для истинных штабных щеголей мундиры являются продолжением эпидермиса, без всяких там "почти". А для того, чтобы выглядеть фронтовиком, Энрикасу явно не хватало той аккуратной небрежности, которой можно научиться только в прифронтовых блиндажах. И все же Энрикас был великолепен.