Приговор при свечах / Judgment in candlelight - стр. 19

Таким трудным путём дело оказалось в суде, куда доставили лохматое звероподобное существо с заросшим лицом по типу снежного человека. Сверкали на судью только глаза. Но председательствующий по выражению глаз подсудимого не торопился устанавливать его личность и искал в материалах дела документ. Нашлась справка об освобождении из места лишения свободы, правда, – без фотокарточки. По поводу чего судья поинтересовался у подсудимого, куда она могла исчезнуть? На что Мусин, не отрицая принадлежности своего документа, сидя ответил, что фотокарточка отклеилась и потерялась.

Надо сказать, что у судьи в этом городе были еще дела по убийствам, в том числе с ожившим на месте происшествия потерпевшим при его осмотре как трупа среди убитых и вывезенных за город на лед замерзшей реки в ожидании скорого ледохода. Судья предложил прокурору представить подсудимого на суд в надлежащем виде и с удостоверяющим его личность документом.

К просьбе отнеслись в тюрьме добросовестно. Мусин предстал перед судом с тщательно обритой головой и таким же лицом. Новую фотокарточку подсудимого скрепляла с новым документом гербовая печать, удостоверяя его личность.

В закрытом судебном заседании подсудимый Мусин, убедившись в справедливости суда, на вопросы председательствующего виновным себя признал полностью и впервые правдиво рассказал об обстоятельствах содеянного им. Приговором суда Мусин признан виновным в совершении тяжких и особо тяжких преступлений, связанных с изнасилованиями и убийствами. Наказание суд назначил в виде лишения свободы на длительный срок в исправительной колонии особого режима, с отбыванием части срока в тюрьме. Приговор суда вступил в законную силу и был исполнен.

Павел Иванович Новгородцев (1866–1924), юрист-философ, основатель «идеалистической школы права», считал, что понятие о достойной человеческой жизни открывает простор для бесконечных требований и предложений во всю меру бесконечного человеческого идеала. Но когда говорят о праве на достойное человеческое существование, то под этим следует разуметь не положительное содержание человеческого идеала, а только отрицание тех условий, которые совершенно исключают возможность достойной человеческой жизни. Точно также говорим мы о праве свободной мысли и верующей совести, в смысле отрицания внешних стеснений для духа, хотя хорошо знаем, что положительное осуществление идеала внутренней свободы одним этим не может быть достигнуто. Речь идет в данном случае о том, чтобы обеспечить для каждого