Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение - стр. 51
– Англичане такие мягкие и деликатные. Ах, как чудесно снова оказаться здесь среди них… среди моих дорогих соотечественников. Иногда, в такие вот, как сейчас, минуты, когда меня окружают очаровательные предметы нашей английской старины и милые люди, я оглядываюсь на мою жизнь, и она кажется мне кошмаром… Я вспоминаю о моих шрамах…
– Бренда говорит, вы сняли квартиру в одном с ней доме. Должно быть, они очень удобные?
– Вы англичанин до мозга костей, Тедди, вы стыдитесь говорить о личном, сокровенном… Знаете, именно этим вы мне и нравитесь. Я так стремлюсь ко всему надежному, безыскусному и доброму после… после всего, что я пережила.
– Вы тоже занимаетесь экономикой, как Бренда, или нет?
– Нет, а разве Бренда занимается экономикой? Она мне ничего не говорила. Поразительная женщина. Где только она находит время?
– Вот наконец и чай, – сказал Тони. – Надеюсь, вы не откажетесь от оладий? Почти все наши гости сидят на диете. А по-моему, оладьи из тех немногих вещей, что делают английскую зиму сносной.
– Англия просто немыслима без оладий, – сказала Дженни.
Она ела с аппетитом и часто облизывала губы, подбирая прилипшие крошки и подтаявшее масло. Капля масла упала ей на подбородок и сверкала и переливалась там, замеченная лишь Тони. Он вздохнул с облегчением, когда привели Джона Эндрю.
– Поди сюда, я тебя представлю княгине Абдул Акбар.
Джон никогда не видел настоящей княгини; он уставился на нее как зачарованный.
– А ты меня не поцелуешь?
Он подошел, и она поцеловала его в рот.
– Ой! – Он отстранился, стер с губ помаду, а чуть погодя сказал: – Какой чудесный запах.
– Это последняя нить, связывающая меня с Востоком, – сказала Дженни.
– А у вас на подбородке масло.
Она со смехом потянулась за сумочкой.
– Так оно и есть. Тедди, ну отчего вы мне не сказали?
– А почему вы папу называете Тедди?
– Потому что мы, я надеюсь, станем с ним большими друзьями.
– Чудна́я причина.
Джон пробыл с ними около часа и все это время зачарованно следил за Дженни.
– А у вас есть корона? – сыпал он вопросами. – А как вы научились говорить по-английски? А из чего это большое кольцо? А оно дорогое? А почему у вас ногти такого странного цвета? А вы умеете ездить верхом?
Она отвечала на все вопросы – иногда довольно загадочно и с явной оглядкой на Тони. Потом достала крошечный, сильно надушенный платок и показала Джону монограмму.
– Вот моя корона, единственная… сейчас, – сказала она. Она описала ему, какие у нее были лошади – лоснящиеся, вороные, с изогнутыми шеями, серебряные мундштуки в пене, на налобниках колышутся султаны, сбруя в серебряных бляшках, алые чепраки. – А в день рождения мауляя…