Пригоршня праха - стр. 17
– «…И вот теперь, в этот торжественнейший час недели нашей, когда мы стоим здесь, обнажив головы, – читал он, изо всех сил напрягая мощный стариковский голос перед концовкой, – воспомним милостивую государыню нашу королеву[8], чью службу мы несем здесь, и помолим Господа о том, дабы минула ее чаша сия и не пришлось бы ей посылать нас во исполнение долга нашего в отдаленнейшие уголки земли, подумаем об очагах, ради нее оставленных, и о далеких семьях наших и воспомним о том, что хотя между нами и лежат пустыни и океаны, никогда мы не бываем к ним так близки, как поутру в воскресенье, когда, несмотря на разделяющие нас пески и горы, мы едины в преданности властительнице нашей и в общем молебствовании о ее благоденствии; все мы – гордые подданные ее скипетра и короны».
(«Преподобный Тендрил ужас как уважает королеву», – сказала как-то Тони жена садовника.)
Хор стал во фрунт, спел последний гимн, паства с минуту постояла молча, склонив головы, и потянулась к дверям. Прихожане не здоровались, пока не высыпали на кладбище, и только там приветствовали друг друга – кто участливо, кто сердечно, кто словоохотливо.
Тони поговорил с женой ветеринара и с мистером Партриджем из лавки, затем к нему подошел викарий.
– Леди Бренда, надеюсь, не заболела?
– Ничего серьезного, легкое недомогание. – Тони неизменно отвечал так, когда появлялся в церкви без Бренды. – Очень интересная проповедь, викарий.
– Рад, что она вам понравилась, дорогой мальчик. Это одна из моих любимых. Неужели вы никогда раньше ее не слышали?
– Нет. Уверяю вас.
– Да, последнее время я ее здесь не читал. Но когда меня приглашают замещать, я неизменно останавливаю выбор на ней. Сейчас справлюсь – у меня отмечено, когда я ее читал. – Старик вынул из-под мышки большую рукописную книгу, открыл ее. Черный переплет книги обветшал, страницы пожелтели от старости. – Так-так, вот оно. Первый раз я ее читал в Джелалабаде кольдстримским гвардейцам[9]; потом в Красном море – я тогда в четвертый раз возвращался с побывки, – потом в Сидмуте, Ментоне, Уинчестере, на летнем слете вожаков герл-скаутов в 1921 году… В гильдии церковных актеров в Лестере… Дважды зимой 1926 года в Борнмуте – бедная Ада тогда так болела… Да, пожалуй, я не читал ее здесь с 1911 года, а вы тогда были слишком малы, чтобы ее оценить.
Сестра викария завязала с Джоном беседу. Он рассказывал ей про мула Одуванчика:
– …Бен говорит, он бы оклемался, если бы мог блевать, только мулы не могут блевать, и лошади не могут.
Няня схватила его за руку и потащила к дому:
– Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты не смел повторять, что говорит Бен Хэккет! Мисс Тендрил неинтересно про Одуванчика. И чтоб я больше от тебя не слышала такого слова – «блевать».